«Исконно русская» земля Сибирь
Шрифт:
Позволяем себе высказать предположение, что озеро это — Колыванское, находящееся в рудоносном западном Алтае, в 30 верстах к северо-востоку от Змеиногорска. Озеро это выпускает из себя речку Нижнюю Колыванку, впадающую в Локтевку, которая относится к системе реки Чарыша, притока Оби… Близ озера находятся месторождения медных руд, разрабатывавшиеся уже чудью и вызвавшие основание здесь в 1727 году Демидовым первого медеплавильного завода. Озеро, в окружности около 7 верст, имеет значительную глубину, очень прозрачную воду и расположено в горах (на высоте около 1200 футов), в чрезвычайно живописной местности, у подошвы гранитных скал, отличающихся необыкновенными, причудливыми формами. Скалы эти имеют вид башен, террас, пирамид, развалин замков и поднимаются над озером местами до высоты 600—700 футов. Рассказы о таком озере, с чудскими около него копями, легко могли подать повод к возникновению представления о выхождении на озеро людей из подземных ходов и о существовании на нем большого мертвого «града» (кремля, крепости) без посада (ибо имеются одни только развалины стен и башен, а жилых домов нет) [30] .
30
Географическо-статистический словарь Российской Империи. СПб., 1859—1889. Т. II. С. 698. По Щуровскому («Геологическое
По Ледебуру («Reise durch das Altaigeb». I В. 1829. S. 332), с северной и северо-западной стороны озеро представляет «в высшей степени романтический пейзаж».
Возможно, что такое необыкновенное место было выбрано соседними народами и для взаимного обмена товаров с помощью немого торга, или же составитель сказания смешал здесь рассказы о двух различных фактах и местностях.
Обмен товаров без переговоров и даже без того, чтобы торговцы видели друг друга, засвидетельствован многими древними и позднейшими свидетельствами. Геродот рассказывает, со слов карфагенян, что так торговали эти мореплаватели с народами Африки по ту сторону Геркулесовых столбов (Гибралтара). Они выгружали свои товары на известном месте берега, потом возвращались на суда и разводили на них огонь.
Туземцы замечали дым, выходили на берег и клали рядом с товарами золото. Тогда карфагеняне снова высаживались на берег и смотрели, довольно ли золота; если было довольно, они брали его и оставляли товар, если нет, возвращались обратно и ждали. Туземцы снова приходили и добавляли золота, если находили товар того стоящим. При этом ни с той, ни с другой стороны не было несправедливости; одни не касались золота, покуда количество его не становилось соответственным ценности товара, а другие не трогали товара, покуда за него не было взято золота. Помпоний Мела и Плиний рассказывают о подобной же немой торговле, производившейся в уединенном месте, на берегу одной реки, — между сингалезцами (жителями острова Тапробаны) и римскими торговцами с одной стороны и народом серами (под именем которых были известны грекам и римлянам китайцы) с другой. Эти древние известия могли казаться баснословными, покуда не были получены подтверждения тому в новейшее время как из Африки, так и из Азии. Хест, Винтерботтом, Граберг фон Хемзо и другие путешественники конца прошлого и первой половины нынешнего столетия констатировали подобный же торг между маврами Марокко и неграми, живущими по реке Нигеру, между португальцами и неграми на берегу Сьерра-Леоне в Западной Африке и на границах Мозамбика в Восточной, наконец, между самыми негритянскими племенами, например между береговыми неграми и живущим внутри Лоанго малорослым племенем бабонго. Относительно Азии известно, что подобный торг существовал еще недавно на Суматре между малайцами и диким лесным племенем оранг кубу; в южной части острова Тимора — между приезжающими на лодках малайцами и туземцами; между айнами острова Сахалин и курильцами, между чукчами и жителями острова Св. Лаврентия. Особенно обыкновенен был, по-видимому, этот способ торговли в Америке, где индейские племена распадались в отношении языка на множество различных наречий. Маршус собрал сведения о подобном торге между некоторыми племенами Бразилии; Картрайт — между европейскими колонистами и первобытным населением Нью-Фаундленда. Известны также свидетельства прежнего времени относительно мексиканцев и новейшего — относительно индейцев Новой Гренады.
В пределах нынешней России такой способ торговли описан многими средневековыми арабскими путешественниками как происходивший в «стране мрака». По словам Ибн Баттуты, «страна мрака («юра» — арабских писателей X века) лежит в 40 днях пути от Булгара и путешествия совершают туда в небольших повозках на собаках… После 40 дней пути мерзлою степью путешественники останавливаются в Стране Мрака, выкладывают привезенные товары и уходят на место своей стоянки. На другое утро они возвращаются туда, где оставили товары, и находят там для обмена соболей, белок и горностаев. Если торговец доволен меной, то берет ее тотчас с собою, в противном случае оставляет ее на месте вместе со своим товаром. На следующий день жители делают прибавку к мехам, и купцы берут их, оставляя взамен свои товары. Таким образом происходит их купля и продажа. Те. которые там бывают, не знают, с кем они ведут торговлю, с людьми или духами; они никого не видят в лицо». Подобные же известия мы встречаем у Абуль-феды, Бакуи и других арабских писателей, причем Абульфеда приписывает немой торг народам, живущим к северу от русских, а Бакуи говорит, что такой торг ведется болгарами в стране Ualsua или Ualsa, находящейся в трех месяцах пути на север. Павел Иовий (1537), со слов русского посла Дмитрия Герасимова, сообщает о таком же торге у лопарей со своими соседями. «Лопари, говорит он, народ дикий, подозрительный, избегающий следов чужого человека, разбегающийся даже при виде кораблей; они меняют меха, отличающиеся своею белизной, которые мы называем горностаевыми, на различные предметы, однако так, что избегают всякого разговора с купцом и даже его вида. Сложив в одно место предметы, которые хотят обменять, и оставив посредине меха, они совершают обмен самым добросовестным образом с отсутствующими и неизвестными им лицами». Несколько позже у Циглера мы находим известие, что «лопари ведут торговлю при помощи обмена, а не деньгами, и лишь киваньем головы, а отнюдь не речью высказывают свое согласие, и это не оттого, что у них недостаток ума или дикие нравы, но оттого, что они имеют особый язык, непонятный соседям». Во второй половине XVII века такой немой торговли уже не существовало: Шеффер (1657) замечает, что «они (лопари) ведут торговлю не знаками, как прежде, а при помощи слов, так как между ними встречаются многие, которые говорят на языке соседей, либо объясняются с соседями при помощи переводчиков, которых между ними много».
Свидетельство о немом торге мы имеем также в рассказе летописца со слов Гюряты Роговича (в XI веке) и в описании Герберштейна, заимствованном из русского дорожника. Герберштейн приурочивает известие о немом торге к людям Лукоморья (Lucomorya), умирающим на зиму. «Жители городов Грустины (Grustina) и Серпонова (Serponovu) ведут с ними (людьми Лукоморья) торговлю необыкновенным, неизвестным в других странах способом, ибо, когда у них наступает определенное время умереть или заснуть, они складывают товары в известном месте, а Грустинцы и Серпоновцы уносят их, оставляя вместо них свои товары и делая равный размен. Возвратясь к жизни (Лукоморцы) требуют назад свои товары, если находят, что им сделана несправедливая оценка;
Как бы то ни было, в существовании некогда немого торга в Сибири нельзя сомневаться. Гондатти слышал в Обдорске от стариков, что такой торг существовал еще сравнительно недавно с самоедами, а г. Турбин передавал мне, что он практиковался еще в конце 50-х и начале 60-х годов в Амурской области с тамошними инородцами.
Герберштейн прибавляет еще, что от устья реки Иртыша до крепости Грустины два месяца пути, а от нее до озера Китая (Kitai) рекою Обью (которая вытекает из этого озера) более чем три месяца пути. «От этого озера приходят в большом числе черные люди, лишенные дара слова (т. е. имеющие «язык нем»); они приносят с собой много товаров, преимущественно же жемчуг и драгоценные камни, которые покупаются грустинцами и серпоновцами». Озеро Kitai, Kitaisko встречается почти на всех картах XVII века, как место начала Оби. Очевидно, оно соответствует Телецкому озеру [31] , из которого вытекает река Бия (по соединении с Катунью составляющая Обь). Но какие такие «черные люди» могли приходить оттуда и приносить жемчуг (или раковины) и драгоценные камни? Витзен видел в них индусов, Лерберг — бухарцев; последнее более вероятно, так как позже, с проникновением в Сибирь русских, торговцами с юга оказались там именно бухарцы. По всей вероятности, они заходили для торговли и в более раннюю эпоху, а вместе с ними иногда и индусы, которые и теперь являются нередко для торговых целей в Туркестан и Кульджу.
31
Телецкое озеро (Алтын-нор) находится в поперечной долине Алтая, между Телецкими и Абаканскими горами, и занимает пространство в 250 кв. верст. Местами оно обставлено отвесными, поросшими лесом скалами, с которых шумят звенящие потоки.
В сказании говорится, что немой торг на озере должен был происходить честно; в противном случае, если кто «без цены» что брал, товар исчезал у него и оказывался снова на прежнем месте. На севере с давних пор практикуется обычай, что если кто (охотник, странник, торговец) найдет где в лесу пустую избушку и в ней какие-либо вещи, которые могут ему понадобиться, то он берет что ему нужно, но оставляет взамен взятого предметы соответствующей годности и ценности или деньги. Обычай этот, по крайней мере в прежнее время, соблюдался свято, к общей для всех пользе, так как нарушение доверия кем-либо одним могло отозваться весьма невыгодно на всех других, которые бы оказались в том же положении. Эта же общая для всех выгода заставляла несомненно придерживаться справедливости и при немом обмене товаров с сибирскими дикарями, который иначе был бы невозможен, а равно повела, вероятно, и к возникновению поверья, что неправильно произведенный обмен не способен идти на пользу торговца.
Каменская самоедь
Последнее известие сказания касается «каменской самоеди», которая «облежит около югорьские земли». «А живут по горам высоким, а ездят на оленех и на собаках, а платье носят соболие и оленье». «Каменскими» называются и теперь еще те из обдорских самоедов, которые «своими кочевьями занимают места на Уральских горах и на полуострове Ялмале», в отличие от «низовских», кочующих между Обскою и Енисейскою губами. Что касается до названия Уральских гор «высокими», то следует заметить, что в прежние времена имелось вообще преувеличенное о них представление или что Северный Урал производил на жителей равнин впечатление гораздо большей вышины, чем он имеет ее в действительности. Князь Курбский, ходивший походом в Югру, говорил Герберштейну, что он 17 дней взбирался на какую-то гору «Столп», «которая вдается в океан» и простирается до самых устьев Двины и Печоры». Впрочем, Курбский разумел, по-видимому, не одну какую-нибудь вершину, а говорил, вероятно, о переходе поперек всей горной системы. Ранее, в XI веке (в рассказе Гюряты Роговича), об Урале имелось понятие как о горах «им же высота аки до небесе».
Далее о каменской самоеди говорится: «А ядят мясо оленье, да и собачину, и бобровину сыру ядят, а кровь пьют человечю и всякую [32] . Да есть у них лекари: у которого человека внутри не здраво, и они брюхо режут, да нутръ вынимают и очищают и паки заживляют». Употребление самоедами сырого мяса известно всем; даже архангельские самоеды всему предпочитают сырое, дымящееся оленье мясо и теплую кровь только что убитого оленя. Иславин говорит также, что самоеды не гнушаются есть и падаль, особенно бедняки. Неудивительно, что в прежнее время они ели и собачину, и бобровину, тем более что ранее бобр был, наверное, более обыкновенен в Приуральском крае, чем теперь. Относительно употребления человеческой крови, напомним снова вогульские и самоедские предания об их древних богатырях. Что касается «лекарей», то под ними, очевидно, разумеются шаманы. По словам Кушелевского, шаманы каменских самоедов выделывают «разные штуки, вроде чудес, например, прокалывают себя ножом или саблею; кровь не идет и жив остается… Сидя на земле, шаман берет бубен, начинает в него бить, тяжело вздыхать, втягивает в себя воздух, кривляется, после прокалывает себя ножом в живот, грудь и в изнеможении падает на землю»… По Иславину, самоедский шаман во время вдохновения делает вид, будто вонзает себе шомпол или нож в один бок, а из другого вынимает. Подобные штуки они проделывают и над больными. «Наружные болезни или наросты, — говорит Иславин, — они или срезывают ножом или скусывают зубами, а о внутренних говорят, что это завелся червь в животе, и чтобы найти место, где он сидит, водят по животу божком с острым носиком… и когда найдут больное место, то или вскрывают живот, или просто, прикладываясь к нему зубами, делают вид, будто призывают червя и всасывают его в себя и, вынув изо рта, показывают излеченному».
32
По словам Кушелевского, «видеть как Самоеды жрут оленье мясо, макая его в кровь, и пачкают кровью и без того противные свои физиономии — переходит за пределы самосильнейшего отвращения».
По словам Третьякова, самоедский шаман, «чтобы исторгнуть из тела злого духа… хватает зубами за больное место и через несколько минут вытаскивает из своего рта кишку какого-нибудь зверя, червяка или просто волосок. Понятно, что такое «вскрытие живота» и вынимание кишки могло вызвать представление, что самоедские лекари режут больному брюхо, нутро вынимают и очищают и паки заживляют».
По-видимому, первое известие о самоедских шаманах и их камлании встречается у Джонсона, в его письме к Ченслеру, 1556 год. Джонсон описывает гадание и жертвоприношение самоедов, виденных им близ устья Печоры. При этом он говорит, что шаман (жрец) был одет в странный костюм, бил палкой в бубен, испускал дикие звуки, пришел, наконец, в исступление и упал на землю, как мертвый. Затем он очнулся, взял меч и воткнул его на половину в свой живот, но так, что раны не было.