Искра и ветер
Шрифт:
На улице теперь можно было находиться не больше десяти-пятнадцати минок, иначе начиналась форменная пытка. Мы сидели по башням, выбираясь лишь изредка. По утрам в долине кричали барсы. Кажется, только им было плевать на суровую зиму. Что касается людей — мороз пробирал до костей, плевок замерзал в воздухе, а борода и усы от дыхания превращались в сосульки.
Однажды я смог разглядеть двух светло-серых зверей, играющих друг с другом. Они прыгали по глубокому снегу и возились, словно два больших котенка.
— Не знаю, что их здесь держит, — сказал подошедший ко мне Лартун,
— Эти, похоже, об этом не знают, — усмехнулся я и, оторвавшись от бойницы, собрался уходить, но рыцарь вдруг сказал:
— Очень давно хотел спросить у тебя. Ты ведь из «Стрелков Майбурга»?
— Да.
— И Га-нор несколько раз называл тебя Серым.
— Верно.
— Ты — тот самый, что сгинул в горах вместе с двумя Высокородными?
Я не ответил, и он счел нужным добавить:
— Я служил у Сандона, когда подписали договор с дельбе Васкэ. В полку «Ястребы Севера». Нас перебросили к вам после Гемской дуги. Я прекрасно помню историю, когда убили одного из людей Наместника. Того, что распоряжался всеми запасами. У него еще куча родичей была.
— Довольно мстительных. — Моя усмешка вышла еще более кривой, чем обычно.
— Ты тогда лишь чудом избежал виселицы. Многие говорили, что ты — наемник и тебе отвалили кучу соренов за голову того придурка. Но большинство было на твоей стороне.
— Вот как?
— Эта гнида воровала у своих же. И благодаря родичам его никто не мог остановить. К тому же, часть жратвы он переправлял через блокаду в Сандон. Высокородным ублюдкам. Хорошие деньги. Многие об этом знали, но… все оставалось, как прежде. Ты правильно поступил. И я рад, что могу тебе это сказать.
Он хлопнул меня по плечу, и я остался на стене в полном смятении чувств, так и не успев сказать, что мне никто не платил денег за смерть того человека. В то время я даже предположить не мог, что когда-нибудь стану гийяном, хоть и сказал Высокородным совершенно иное. А падальщик должен был умереть хотя бы потому, что из-за него гибли мои товарищи…
Барсы давно ушли, заснеженная долина опустела, а я все еще думал, что прошлое вновь смогло дотянуться до меня.
Замок стал нашим домом, и с каждым днем я привыкал к нему все больше и больше. Он стоял между двумя отвесными базальтовыми скалами, забраться на которые без умения летать не представлялось возможным. Они служили укреплением восточной и западной стен.
Южная и северная стороны крепости были сложены из массивных красно-серых блоков. Возле южной стояли две сторожевые башни — Воющая и Дозорная.
Воющая оказалась сильно разрушена, внутри царил зверский холод, а по ночам стылый ветер влетал в окна и начинал стонать, словно жаждущее мести привидение. Он голосил так, что закладывало уши, и находиться внутри можно было, только если ты абсолютно глухой.
Дозорная, наоборот, сохранилась хорошо. Но большую часть времени мы проводили в третьей башне — Жилой, той, что не примыкала к стенам и стояла в замковом дворе рядом с большим каменным домом, где, к сожалению, нельзя
Первый этаж Жилой башни занимал большой зал и четыре кладовые, второй — столовая, две небольшие комнаты, часовня Мелота, кухня. Третий состоял из жилых помещений, маленького, сейчас пустого, арсенала и еще одной кладовой. Четвертый считался дозорной вышкой и обладал открытой площадкой с балконом.
— Не находись цитадель на Горячей полосе, мы бы вряд ли дотянули до весны, — заметил как-то Йанар.
Он был совершенно прав — деревьев вокруг было не так много, и, если бы не горячая вода, даруемая самой землей, мы бы уже давно околели от морозов. От Роны я услышал, что цитадель строила одна из учениц Скульптора — Ходящая, которая смогла заставить воду из недр греть камни.
— Я еще в школе читала про это место, — рассказывала девушка. — Раньше здесь даже оранжерея была, и зимой цвели самые удивительные цветы, завезенные из множества далеких стран.
— Мне кажется, тепла здесь стало гораздо меньше, — возразил ей Шен. — Греется только Жилая и два первых этажа Дозорной.
— Не занудствуй, — попросил я его. — Нам вполне хватит того, что есть, чтобы жить и радоваться. Ты загляни в подвал! Урские термы и те лопнули бы от зависти!
В каменном подполье находились два бассейна. Один маленький, заполненный едва ли не кипятком, специально для самоубийц и безрассудных глупцов. Другой — большой, глубокий и не такой горячий. Вода упругими струями била из пастей двух восседающих на горячих камнях львов и утекала в неизвестном направлении через какую-то дыру на дне.
Обе термальных ванны, как назвал их Шен, оказались выложены плоскими рыжеватыми камнями. Приятно теплыми и немного шершавыми. Потолок был высоким, сводчатым, с резкими, сильно выделяющимися контрфорсами, старыми, почти стертыми фресками, покрытыми налетом подземных испарений, и точно таким же рыжим, как стены, полом. Наверху, под куполом, виднелось несколько узких окошек. От них практически не было проку в освещении, но зато помещение немного проветривалось, так как пахло здесь, особенно с непривычки, не слишком приятно. Если во всей крепости ощущался лишь легкий запашок, то возле бассейнов ощутимо несло тухлыми яйцами. Впрочем, мы достаточно быстро притерпелись к этому аромату и в конце концов перестали его замечать.
Подвал редко пустовал. Кто-нибудь обязательно сидел в «теплой луже», балдел и прислушивался к вою ветра за окном. Гбабак так и вовсе забрался в крутой кипяток на три дня. Вытащить его не получилось даже у Юми, и вейе оставалось только нырять в бассейне по соседству, повизгивая:
— Вот так, собака!
Насидевшись в воде, блазг попросил всех, чтобы его не беспокоили, если не случится что-нибудь важное, и залег в спячку в одной из кладовых.
Никто не возражал против его сна. Особенно если учесть, что потребление мяса сразу сократилось ровно в три раза. С запасами у нас было не густо, даже несмотря на то, что пришлось принять непростое решение — убить лошадей. Это казалось более милосердным, чем дать животным умереть от голода. Кормить их было нечем.