Искривленное пространство (сборник)
Шрифт:
Марк Энс решительно встал с кресла, подошел к нише-шкафу и достал свой комбинезон:
— Помните, как у Сандра?
Ты — словно камешек скользишь по водной глади, рожденный суетой ребяческих забав.
И опьянение измен, и все далекие преграды еще прекрасны, так прекрасны для тебя.
Ты видишь берег, ребятишек игры, ты видишь солнце, фейерверки брызг, ты видишь, как стареют вербы, ты видишь, как стареет мир.
Летишь, как
Припомнили? Это мой девиз — никогда не останавливаться. А вам действительно нужно отдохнуть? Забываете гениальный «принцип камешка» — не останавливаться. Или вы уже опускаетесь на синюю глубину, старики? — смеялся он. — Отдыхайте и завидуйте мне, самому молодому.
Марк Энс прикрепил шлем и направился в деклимационную камеру. Вскоре мы увидели его на экране внешнего обзора. Голубой комбинезон с оранжевой шестеркой и серебристый полупрозрачный шлем в ярких лучах Центы оживили коричневое однообразие каменной пустыни. Одиннадцать кресел по периметру круглого зала облегали наши уставшие тела. Двенадцатое — пустое — сохраняло на своей поверхности едва заметное углубление. Тогда никто из нас и подумать не мог, что парень не возвратится никогда. Я смотрел, как он медленно удалялся, голубое пятнышко на экране уменьшалось, пока не потеряло полностью цвет, превратившись в темную точку на небосклоне.
Связь с инженером была включена, но Марк Энс шел минут десять, не проронив ни слова. И вдруг воскликнул:
— Непостижимо!
Потом почему-то рассмеялся громко, и показался нам этот хриплый смех жутким.
— Непостижимо! — повторил и опять захохотал.
Связь оборвалась внезапно. И почти сразу же послышался странный звук, похожий на звук вибрирующего камертона. Громкость его то возрастала, то снижалась, неритмично пульсируя. Мы слышали его в кабине таким, каким он был за пределами корабля — на табло звукового усиления светилось:
«НОРМА».
Дрожащий стон далекого камертона переполнял округлый зал, и какая-то потусторонняя прохлада разливалась в наших телах.
— Довольно! — Федор Драголюб решительно встал, подбежал к пульту и нажал шестую клавишу связи. — Приказываю немедленно возвратиться!
Но ответа не было.
И вновь полетели в эфир слова приказа. А в ответ — лишь высокий звук вибрирующего камертона дрожал уже так тихо, что казалось — возникал он где-то в глубинах памяти.
Каждый едва сдерживал свое волнение.
— Следует немедленно идти на поиски, — вскочила Зоряна. — Молодой, неопытный… Какое ребячество… — пыталась успокоить себя и нас.
— Пойдет Клитоцибер, — отрезал Федор Драголюб, и мы все поняли — командир предчувствует что-то угрожающе серьезное, так как сразу посылает своего верного друга еще с первых полетов, одного из опытнейших биокиберов в нашем Центре космических исследований.
— Сейчас, Федор, — тихо произнес кибер. — Я только хочу понять, что же могло случиться. К чему готовиться?
— Будь готов ко всему. Ни на миг не выключай видеосвязь. Думаю, не зря центуриане боятся этого плато…
Вскоре мы увидели Клитоцибера на экране внешнего обзора. Все происходило как и тогда, когда выходил Марк Энс. Только иной номер на голубом комбинезоне. Оранжевая цифра 12 ослепляла, такая она была яркая в лучах Центы, когда Клитоцибер подошел близко к телекариусу.
— Хорошо вижу его следы. Здесь мелкий песок. Такой мелкий, словно кофейная пыль. Я иду по его следам, командир.
Фигура Клитоцибера медленно уменьшалась на экране.
— Никаких признаков жизни в этой пустыне. Даже не верится, командир, что в двадцати километрах отсюда находится самый большой центурианский город Керл. Странное дикое плато… Вот его следы обрываются… Нет-нет… Просто на холме нет песка. Чувствую, инженер останавливался на этом холме. Отсюда открывается унылый, но красивый пейзаж. Наш корабль похож на серебристый бублик. Видите?
Клитоцибер включил видеосвязь, и мы увидели на дублирующем экране наш корабль снаружи.
— Не выключай видеосвязь. К черту экономию энергии, — приказал Драголюб, всматриваясь в экран, на котором виднелись следы Марка Энса — отпечатки гофрированных подошв на коричневой пыли чужой планеты.
— Инженер не спешил. Вот здесь он опять остановился. Никуда не спешил и ничего не опасался.
Вместе с Клитоцибером мы всматривались в мрачный пейзаж, надеясь, что увидим голубую точку, а потом услышим и голос: «Все нормально. Чего волнуетесь? Я просто выключил связь». И послышался бы ответ командира: «Мальчишка! Инкубаторский цыпленок!» Он говорил так, когда сердился на кого-нибудь.
Но мы не видели на экране ничего, кроме каменной пустыни.
— От этого места он пошел быстрее. Вот здесь, на этой терраске, оступился. Даже коснулся рукою грунта. Видите?
— Может, что-то заставило его поторопиться? Как ты думаешь?
— Спешить подальше от корабля? Нет, хорошо видно — просто оступился. Дальше следы ровные. Пошел медленнее.
Тогда мы еще не знали, что не пройдет и минуты, как нас останется только десять. Мы всматривались в экран, а что-то неведомое и могущественное уже нависло таинственной пеленой над нашим вторым товарищем.
Клитоцибер был создан на тридцать лет раньше меня. Мое уважение, мою любовь к нему трудно преувеличить. Он всему учил меня в первые годы, когда я заменил Джимми в экипаже Федора Драголюба. Он опекал меня на каждом шагу, но так деликатно, незаметно, что я лишь позднее оценил его постоянную заботу. Но был у Клитоцибера большой недостаток, который невозможно исправить — старость. Он перенес уже восемь операций на Инканском комбинате биокибернетики. Но ничто не вечно. Изредка наступали провалы памяти. Только на мгновение, но каждый понимал, что со временем такие периоды могут повторяться все чаще и чаще. Порою он бывал чересчур флегматичным, словно сонным. А то вдруг принимался нудно и выспренно мудрствовать. И хотя сам все понимал, но ничего не мог поделать с собой.
Клитоцибер покинул нас внезапно и неожиданно просто. Изображение слегка заколебалось, словно в мареве раскаленного воздуха. И одновременно долетел тихий зловещий звук. А биокибер внезапно рассмеялся:
— Невероятно! Ха-ха-ха-ха! Его следы обрываются.
Нестойкое изображение еще давало возможность рассмотреть на экране отпечатки гофрированных подошв Марка Энса. А за ними — ничего. Сплошная рябь на экране. Клитоцибер смеялся все тише и тише, будто бы удалялся. А затем изображение вообще исчезло. Умолк его голос. Звук камертона растворился в мертвой тишине, заполнившей наш корабль.