Искривлённое пространство
Шрифт:
– Кажется, я ничем не провинилась перед тобой. Своих жизненных принципов не навязываю. Прежде чем осуждать кого-то, оцени собственную жизнь... Мне досадно, Антон, что ты оказался трусом, - и неожиданно для Сухова Гиата вдруг приветливо улыбнулась.
– Но подойди и поцелуй меня. Ты меня очень обидел. Жаль, что я, пожалуй, ошиблась в тебе...
13
Существует такая детская игра: зеленое, к примеру,
называть черным, стол - арбузом, а руку - ухом или
ногой... Продолжая разговор, каждое предложение
усложняется новой путаницей, но играющему не следует
забывать, что он чем назвал, кибернетическое устройство
фиксирует
мере так утверждают те, кто ее придумал. А придумали ее,
между прочим, те, кто давно уже ни в какие игры не играет.
Я несколько раз развлекался с детьми, которым эта игра
очень понравилась, и ловил себя на мысли, что мне как-то
неловко от того, что все видят, где зеленое, где черное,
но каждый притворяется, что не видит ничего, кроме того,
что сам выдумал.
Антон Сухов переступил порог жилища брата и измученно улыбнулся:
– Здравствуй. Ты, наверное, спать уже собирался?
– Да нет, что ты! Я всегда поздно ложусь, читаю перед сном, пока не отключусь. Раздевайся. У тебя что-то случилось?
– Да нет. Хочется поговорить. Ты уж извини.
– Ты чем-то взволнован?
– Микола обнял брата, потом включил все светильники, но Антон недовольно поморщился:
– Не нужно столько света. Глаза даже режет.
Сели за стол.
– Я у тебя заночую, ладно? Не хочется ехать домой, завтра в клинике с утра начинается уникальный эксперимент, а от тебя туда рукой подать. Хорошо?
– О чем ты говоришь! Конечно же, хорошо... Веронике сказал, что останешься у меня?
– Веронике?
– отчужденно переспросил Антон, встретился с братом взглядом и долго смотрел, ничего не понимая.
– Я могу позвонить ей отсюда. Но она не ждет. Когда операция затягивается, я, случается, остаюсь ночевать в клинике. И часто забываю позвонить. Все в порядке...
– Ты сейчас с работы?
– Нет. Понимаешь ли, в последнее время... Я так устаю в последнее время... Ты же слышал, безусловно, что сейчас повсюду творится?
Микола, стараясь казаться непринужденным, удивленно поднял брови.
– Что ты имеешь в виду?
– Позавчера вызвали "Скорую" и забрали прямо от операционного стола нашего анестезиолога. Психоз... Все чаще и чаще слышу этот диагноз. Ты не можешь не знать об этом.
– Да, кое-что слыхал, - уклончиво произнес Микола.
– А что с вашим анестезиологом? Расскажи.
– Все это очень грустно и вовсе неинтересно, Микола. Ну ладно... Митрофан внезапно закричал: "Нет! Нет! Я на работе! Оставите вы меня в покое или нет?!" Одновременно кричал и смеялся на всю операционную, потом непристойно ругался и хохотал: "Ну, дают жару, ой не могу! Ну, дают!" А затем со смехом набросился на одного из хирургов, щекотал его и грозился: "Я тебя выведу на чистую воду, маргончик! Меня не обманешь! Я тебя давно узнал!" Мы все кинулись на него, связать хотели, но он раскидал нас, как котят, и с высоко поднятой головой вышел из операционной, заявив тому хирургу во всеуслышание: "Ты ко мне ночью приходи, как всегда, поболтаем, а то привязался, нахал, во время операции!" Мы заперли его, когда он вошел в раздевалку, и вызвали машину. Я его очень хорошо знал. Мы с ним часто вместе стояли на операциях, дружили с ним. Микола, что это такое? Последнее время... Что это за маргоны, что с языка у всех не сходят?
– Мы призраками не занимаемся, - беззаботно рассмеялся Микола.
А
– К тебе ж они не приходят по ночам?
– похлопал Антона по плечу.
– Ко мне еще нет. Но к моей знакомой... У нее вся стена увешана картинами о маргонах.
– Твоя знакомая сейчас, вероятно, в психиатрической клинике, а тебе, Антон...
– начал назидательно Микола, но брат перебил его:
– Моя знакомая сейчас живет по адресу: Фибуля, 16, квартира 18, и занимается научной деятельностью, если это можно назвать так...
Микола отметил про себя, что это дом брата.
– Как зовут твою знакомую?
– Гиата Бнос. И, кстати, она никогда не попадет в психиатрическую клинику. Если она и безумная, то это ее обычное состояние.
– Вот как?
– Микола разволновался, но сумел скрыть это от Антона. Ты давно знаешь Гиату Бнос? Расскажи мне. Может, я и смогу тебе что-нибудь посоветовать.
– Давно ли я ее знаю? Нет, совсем недавно, и познакомились мы с нею очень странно. Мы ехали на машине вместе с Митрофаном, с тем самым анестезиологом, которого позавчера забрали в психиатричку, а у обочины магистрали стояла женщина с ребенком на руках. Мне почему-то захотелось их подвезти. Митрофан еще высмеял меня, мол, напрасно рыцарствую, но мы остановились, и она села в салон. А потом начались причуды. Дитя верещало у нее на руках, у меня же в тот день было прекрасное настроение, и я начал развлекать мальца. Говорил, что заберу его к себе, если не перестанет плакать, ну, сам знаешь эти дорожные шутки: на портфель ему показывал, мол, в него и посажу, портфель-то большущий. А женщина та, Гиата, начала подыгрывать: ей, дескать, не нужен такой каприза, заберите его себе. Взял я малыша на руки, а Гиата тут же попросила машину остановиться, выскочила из салона... Я опомниться не успел, как ее и след простыл. Вот так мы с нею познакомились. Точнее, познакомились мы в тот же день, но несколько позднее. Мы с этим мальчуганом, его Серафимом зовут, тоже сразу вышли из машины. Но догнать женщину не смогли. Она исчезла, как сквозь землю провалилась. У меня волосы дыбом встали. Серафим повел меня в парк, погулять. А потом привел меня к Гиате, но так привел, будто я сам пришел. Давай, говорит, зайдем в какую-нибудь квартиру, попросим иголку с ниткой, а то у меня пуговица оторвалась. Я и повел его, как мне казалось в первый попавшийся дом, позвонил наобум в какую-то квартиру, а в этой квартире и жила Гиата Бнос. Представляешь? Вот так мы познакомились.
– А кто она?
– Говорит, что биолог. Но нигде не училась. Домашнее воспитание. И сейчас нигде не работает. Не хочет, видишь ли, "связывать свободу своей научной деятельности ни с каким институтом". Экспериментирует с ники, головы им отсекает.
– Сколько ей лет?
– Пожалуй, как и мне, или моложе немного. Микола, она не сумасшедшая, но она... Все это очень страшно и не так просто. Я интуитивно чувствую. И этот ее Серафим, вундеркинд...
– А на стенах, говоришь, картины? С маргонами?
– Микола все еще пытался хотя бы намек на улыбку на лице сохранить.
– А какие они, маргоны?