Искры гнева (сборник)

Байдебура Павел Андреевич

"Скромность достойна подражания", — наблюдая за понуренным хозяином, констатировал Шаблий и повёл разговор о том, что в Теклиевке он сегодня с самого утра, побывал на ферме рогатого скота и в огородной бригаде, имеет интересные факты о трудовой колхозной жизни. А когда узнал, что в селе появился шахтёр из Донбасса, немедленно связался с редакцией своей газеты, и, конечно, ему поручили написать об этом стоящем внимания событии.

— Идя сюда, — признался корреспондент, нацеливаясь уже в третий раз фотоаппаратом на Глушка, — я собрал о вас уже все нужные мне материалы, Григорий Иванович: когда родились, где учились и прочее.

Вот только нужно мне уточнить, на какой шахте вы работаете. А то, что вы забойщик, — знаю.

Григория даже в дрожь бросило от такого вопроса. Он вдруг побледнел, ему казалось, что у него началась лихорадка, и действительно зуб на зуб не попадал, он готов был надеть шубу, но неудобно, всё-таки лето, да ещё, чего доброго, корреспондент так, в тулупе, и сфотографирует.

— Прошу… — повторил Шаблий, держа наготове в левой руке блокнот, а в правой — ручку.

— Шахта "Капитальная", — едва слышно, заикаясь выдавил Григорий.

— Долго ли будете гостить у земляков?

— Несколько дней, — пробурчал Григорий.

— Ясно. На несколько дней приехал в гости, — записывал в блокнот, повторяя вслух, Шаблий. — Молодое пополнение шахтёрских кадров. Традиционная дружба. Общее задание. Хлеб. Уголь. Всё будет так, товарищ Глушко, как и должно быть в пристойной зарисовке. — Уже прощаясь, Шаблий сказал: — Через три дня, в воскресенье, будете читать в нашей газете под заголовком: "В гостях у земляков".

Выходя, Шаблий не очень плотно прикрыл двери. В избу зашёл Рудько, стал лапами на стол и потянул остатки колбасы и курицы. Однако Григорий не обратил на это внимания. Он всё ещё сидел ошеломлённый в полутёмном углу, ему не давала покоя одна и та же мысль: зачем сказал название шахты. Ведь можно было назвать не "Капитальную", а соседнюю с нею или даже какую-нибудь вымышленную, например шахту № 2 или № 4, но, может быть, ещё те поздно, может, корреспондент не уехал? Григорий выскочил из-за стола и опрометью выбежал на улицу.

Шаблий был уже далеко. Его приметная, в парусиновом костюме фигура маячила на площади около дома сельсовета. Там же сбоку дороги стояла грузовая машина. Григорий во весь дух пустился бежать по улице, ни на одно мгновение не упуская из виду нужную ему фигуру. Он видел: корреспондент заглянул в кабину, потом перемахнул через борт машины, и она тут же поехала. Догонять было бесполезно. Григорий остановился и от досады безнадёжно махнул рукой. Корреспондент заметил его, поклонился и тоже замахал рукой. Он, наверное, был уверен, что его новый знакомый и герой будущей зарисовки — вежливый человек и вышел проводить его в дорогу.

Возвратившись в избу, Григорий застал там мать. Она хозяйничала у стола, в печке пылал жаркий огонь. Длинные языки пламени обнимали горшки, чугунки, а на лежанке на сковородке красовалась серебристая и золотистая рыба.

— Как ты себя чувствуешь, сынок? — спросила мать.

— Да ничего, — ответил уклончиво Григорий.

— Вижу, что лучше. Уже посвежел и порозовел. Вот и хорошо. А в селе только и разговоров что о тебе, — радостно сообщила мать. — Меня все, кто ни встретит, поздравляют с гостем и тебе передают приветы.

— А кто передаёт? — спросил Григорий в надежде, что, может быть, мать назовёт и Валю Стоколос, ведь та, наверное, уже слышала о его приезде в село.

— Я же говорю тебе, все, кого ни встретишь, — повторила мать. — А когда возвращалась с огородов

домой, встретила Карпа Ивановича, он поприветствовал и сказал: "Хорошо кормите своего шахтёра, чтоб набирался сил уголь рубить". Обещал завтра утром зайти за тобой, чтоб вдвоём поездить по полям, посмотреть, как идёт сбор проса и гречихи, и, разумеется, поговорить с тобою. Так и сказал: "Интересует меня, что сейчас нового на шахтах и как Григорию работается".

— Кто интересовался? — спросил, насторожившись, Григорий.

— Карпо Иванович — председатель нашего колхоза, — ответила сердясь мать, удивлённая такой невнимательностью сына к её словам.

— Добрый вечер в вашем доме! — послышалось вдруг в сенях громкое, весёлое.

— Добрый вечер, заходите, — радостно отозвалась хозяйка.

В избу вошли соседи Фёдор Ефимович Гнучкый и его жена Ганна Михайловна.

— Вот какой он, шахтёр, ничего себе, ей-богу, хороший, не сглазить бы, сто чертей ему в глотку! — воскликнул Фёдор Ефимович, обнимая Григория. — А ты, кума, говорила, больной, немощный…

— Да, да, и доктор тот, что приезжал из района, говорил: Глушко парень здоровый, — не утерпела Ганна Михайловна. — Сама слышала. — Она хотела добавить, что доктор ещё говорил: "На парня, наверно, лень напала или сонная муха укусила, вот он и отсыпается, вылёживается", но промолчала.

— Жалуется, что бок болит, вчера даже скособочило, — заговорила хозяйка. — А сегодня под вечер ему будто стало легче.

— И ещё легче будет, — заметил Фёдор Ефимович. — Мы его полечим святыми капельками, да-да, капельками, сто чертей ему в глотку! — и поставил на стол бутылку водки.

— А мы, чтоб всё было ладком, сладеньким медком, — сказал кто-то певучим женским голосом. — И другие лекарства имеем.

В избу вошли четыре женщины, все из той же, что и мать Григория, огородной бригады. Приветствуя, поздравляя хозяйку с дорогим гостем, а Григория с приездов, каждая из них ставила на стол крынку мёда или бутылку вина.

За каких-нибудь полчаса изба Глушков наполнилась гостями. И вдруг явилась группа учеников из средней школы, во главе со старшей пионервожатой Валей Стоколос. Они начали просить, чтобы шахтёр Глушко пришёл завтра к двум часам дня в школу на встречу с учениками старших классов и поделился своими впечатлениями о Донбассе, о своей шахте и рассказал, как он работает. Григорий решительно отказался от этой встречи, но гости начали уговаривать:

— Дети же просят…

— Что ж здесь такого сложного?

— Расскажешь, что видел, что знаешь.

— Нужно учесть, что это школа, в которой ты учился…

И Григорий наконец согласился. Возможно, на него подействовали не так уговоры, как присутствие Вали. Григорий был рад случаю встретиться с девушкой и даже условился о свидании с нею сегодня, когда стемнеет, в десять часов вечера.

Во время застолья Глушко, увлечённый большим уважением и почётом гостей, иногда забывал, кто он теперь есть, и начинал кичиться званием шахтёра. С гордостью рассказывал разные истории и случаи, участником или свидетелем которых якобы он был. Начал с того, что шахта, в которой он работает, самая большая на Донбассе, что он забойщик, а это — наиважнейшая профессия среди всех шахтёрских профессий. А главное, как только он, Григорий, прибыл на шахту, его сразу же там заметили и он горячо взялся за дело и сейчас находится в большом почёте…