Искры истинной магии
Шрифт:
— Может, расстояние велико? — с надеждой спросил Артем.
Я приблизил руку к объекту эксперимента и выдал язычок помощнее. Дерево почернело.
— Да, результат близок к отрицательному, но он есть, — вынес вердикт Ассасин и, попытавшись вынуть пластинку, с воплем отдернул руку. Деревяшка от легкого прикосновения стекла на пол лужицей.
— Это чего? — заинтересовался Алколит. — Что ты сделал?
— Сам не понял, — отозвался я, — продолжаем эксперименты. Ассистент, замените подопытного.
Проведение ненаучных опытов дало интересный результат. Моя внутренняя энергия, ровно как и энергия Алколита, заставляла гнить все, на что она была направлена. После непродолжительного воздействия на дерево оно расползалось слизью, ткань можно было раздуть взмахом руки, а пятидесятикопеечная монета, найденная в кармане, явно проржавела и стала почему-то гибкой, как резина.
— Энтропия, — ошарашенно пробормотал Ярослав, рассматривая кусок металла, согнутый его пальцами без усилий, — порча, распад, разрушение, ухудшение. Знаешь, Алхимик, а ведь мы заставили их стремительно постареть, да еще, похоже, и изменить свою атомарную структуру. Что-то здесь не то. Таки совсем не то!
— Вик, — окликнул меня Артем, — если ты меня еще хоть раз лечить попробуешь, лучше сразу прибей. А ведь еще удивлялся, с чего это в вашем обществе я чувствую себя самым старым.
— А ты и есть самый старый, — фыркнул я, — на полтора месяца старше меня и на четыре — Яра. Но он прав, что-то здесь определенно не то! Ты моего кота помнишь?
— Угу.
— Сколько ему лет?
— Ну… пятнадцать?
— Вот видишь, а я ведь его пробовал время от времени подлечивать. И ничего, бегает, особенно если видит что-нибудь съедобное. А вспомни нашу Людку-кошатницу из параллельного класса. Сколько у нее кошек?
— Дай припомнить, — задумался Артем, — кажется, шесть-семь, периодически их количество меняется, кошачий век недолог… Стоп! А ведь твоему пятнадцать лет уже! Ну, пусть четырнадцать! Он же давно должен быть покойником, а сам даже на пенсионера похож не сильно!
— Вообще-то кошки без всякой магии могут жить по двадцать лет, просто часто их губит неправильный уход, — пришлось внести небольшие поправки в его рассуждения. — Но речь не о том, я ему пробовал свою энергию переливать, причем неоднократно, и ничего с ним не случилось, не растекся и не протух. Так что что-то здесь определенно не то!
— Так, может, это на живых не действует? — спросил Алколит. — Ну, мало ли там как это все работает?
— Проверим, — решил я, пробарабанив пальцами по очередному полену, подставленному Артемом. — Пошли во двор, будем проверять.
— На ком?! — с нездоровым энтузиазмом спросил Ярослав.
— На том, кто сбежать точно не сможет по малолетству и отсутствию ног. На яйце.
Когда третье подряд яйцо, на которое было направлено белое пламя, треснуло и испустило жуткую вонь, эксперимент был признан удачным в плане проверки теории и неудачным в плане безопасности окружающих. Опыты на более активных живых объектах показали следующее: любой высокий сорняк сохнет как миленький, жучки-паучки, которым не повезло попасться на глаза естествоиспытателям, после попадания в бледное пламя давали дуба и выглядели на все сто. Лет.
— Значит, так, коллеги, — обрадовал нас Ассасин, наблюдая за трагической кончиной очередного муравья. Сейчас мы идем в дом, и вы учите меня этой мистической фигне, заодно проверяя, чего же вы еще умеете. Поодиночке с новыми силами не экспериментировать, комплект первой помощи держать под рукой.
Шла вторая неделя нашего пребывания в деревне. Уроки практической магии зашли в тупик. Ассасин, несмотря на умение медитировать, так и не смог абсолютно ничего сколдовать. Зато его физические тренировки заставляли жителей деревни, да, впрочем, и наше трио, включая его самого тоже, пораженно открывать рот. Сколько там может нести муравей? Массу, в двадцать раз большую, чем его вес? Артему до его уровня осталось немного. Однажды очень поздно вечером или скорее даже ночью, разозлившись после очередной неудачи, он пнул лежавший в нашем дворе здоровенный камень, весом этак килограмм в триста, и, видно, здорово ушиб ногу. Высказав в гневе куску породы все, что он о нем думает, Артем рывком поднял камень и потащил по направлению к выходу из деревни.
— Этого не может быть, потому что быть не может! — ахнул Ярослав, наблюдая, как наш приятель тащит здоровенный булыжник. — Каменюка же больше него весит, он по всем законам физики опрокинуться должен!
Ассасин пыхтел, лицо его побелело, туловище виляло из стороны в сторону, но он не останавливался. И падать мой чрезвычайно сильный друг вроде бы не собирался.
— Не верю, — ошеломленно шептал Алколит, продолжая идти следом за пыхтящей фигурой, — он же давно должен был себе порвать все мышцы! Да какие, к дьяволу, мышцы?! Такую нагрузку и позвоночник не выдержит, сложившись как карточный домик!
— Карточный домик из титановых карт, — вздохнул я, прикидывая возможности сдачи Ассасина в аренду местным фермерам как вариант двуногого железного коня. — Остынь, дохтур, бывают же люди, которые могут грузовик зубами тащить? Бывают, сам видел по телевизору. А это даже не фура, а так. «Окушка». Как ты думаешь, а если дать ему в руки плуг и пнуть в правильном направлении, он с такой силищей за какое время поле вспашет?
— Какое, к черту, поле! — вспылил Алколит. — Не могут люди на вытянутых руках носить такие тяжести! Нет у нас таких мышц, нет. И накачать их не-воз-мож-но! Тащить такой груз волоком? Да. Можно. Но не как кошку за шкварник!
— Э… Яр…
— Чего?!
— А за что он его держит? Там же ручек нет, да и какая ручка такую массу выдержит?
С одного конца деревни на другой мы дошли, после чего с натужным хеканьем Артем метнул эту каменюку вперед. Снаряд, впрочем, ушел недалеко, метра на четыре.
— Все! — ухмыльнулся Ассасин, оборачиваясь. — Видали, как я его? Э… ребята, вы чего?
— В глазах мерцает алый свет, в них злобный разум сотен лет, — продекламировал Алколит, на всякий случай отступая назад.
— Чистый воздух, деревенская еда и все такое, так с чего же ты, друг наш, флюоресцируешь, как гирлянда, забытая в сети на чернобыльском энергоблоке? — откомментировал внешний вид приятеля я.
Артем сиял. Нет, не так. Он светился. Тоже не так. Короче, кожа моего друга стала белой и искрящейся, как снег под ясным солнцем. Вот только солнца на небе не было, был месяц. И звезды. Зрелище впечатляло. Лицо так вообще напоминало неоновую вывеску с единственным цветным пятном — светло-алыми глазами. Темная одежда, бледное лицо и красные глаза. Голливудским артистам, игравшим Дракулу, при одном взгляде на него стало бы плохо из-за острого приступа зависти и по причине чувства собственной неполноценности.