Искупление Габриеля
Шрифт:
– Хорошо. Но все-таки что случилось? Может, ты когда-то сталкивался с этим человеком, а потом забыл?
– Вряд ли, хотя утверждать не буду. Мне не понравилось, как он смотрел на тебя. Его глаза буквально прожигали дыры в твоем платье.
– Как здорово, что рядом со мной Супермен, который меня защитит. – Джулия крепко поцеловала мужа. – Обещаю тебе держаться подальше от этого человека и от всех прочих красивых мужчин.
– Ты находишь его красивым?
Чувствовалось, Габриелю это не понравилось.
– В той же мере, в какой мы называем красивым произведение искусства. Но такая красота абсолютно несравнима с твоей. Если ты сейчас меня поцелуешь,
Габриель наклонился к ней и, прежде чем поцеловать, нежно погладил ее щеки.
– Спасибо. – Джулия привычно закусила щеку изнутри. – Ты меня очень смутил своей вступительной речью. Я не люблю такое внимание к себе.
– Настоящая устроительница этой выставки – ты. Я всего лишь твой сопровождающий.
Джулия снова засмеялась, но теперь уже совсем тихо. Зал наполнялся гостями, ожидавшими на почтительном расстоянии.
– Профессор, я польщена таким сопровождением.
– Спасибо, дорогая. – Габриель приник к ее уху. – Извини, что моя вступительная речь тебя смутила. Я надеялся, что мои слова побудят кое-кого из наших гостей сделать пожертвования приюту.
– Тогда смущай меня и дальше. Если хотя бы один человек решит поддержать приют, можно сказать, что выставка имела успех. Даже если сами иллюстрации вызовут у них отвращение.
– Разве такие шедевры могут вызвать отвращение? Ты посмотри, с каким восторгом их рассматривают.
С этим Джулия не спорила. С момента появления «Божественной комедии» ее иллюстрировали художники разных веков. Джулия видела их работы, однако Боттичелли по-прежнему оставался ее самым любимым иллюстратором Данте.
Эмерсоны продолжали экскурсию по залу, останавливаясь перед каждой витриной. Габриеля обрадовало, что блондин покинул выставку.
Когда они дошли до сотой и последней иллюстрации, Джулия повернулась к мужу:
– Потрясающая выставка. Галерейщики проделали просто фантастическую работу.
– Ты еще не все видела.
Габриель попытался спрятать улыбку, но блеск глаз выдавал его настроение.
– Они что-то поменяли в общей экспозиции?
Габриель молча взял жену за руку и повел на второй этаж, в зал Боттичелли. У дверей Джулия замерла, что делала всегда, входя в этот зал, где почти рядом висели «Рождение Венеры» и «Весна».
Когда-то в этом зале Габриель читал свою лекцию. Он рассуждал о браке и семье. Тогда его слова воспринимались как далекая и почти несбыточная мечта.
Джулия остановилась перед «Весной». Ей стало хорошо. Эта картина всегда ее успокаивала. Джулия видела прекрасные копии, но все они не шли ни в какое сравнение с оригиналом.
Если закрыть глаза, можно погрузиться в музейную тишину. Сюда почти не долетал гул выставки. Если сосредоточиться, Джулия услышала бы голос Габриеля, рассказывавшего о четырех видах любви: эросе, филии, сторгеи агапе.
Джулия действительно закрыла глаза, но почти сразу же открыла их снова. Ее взгляд упал на изображение Меркурия в дальнем левом углу. Это полотно она, наверное, видела уже в тысячный раз, но сейчас что-то в облике древнего бога зацепило ее и даже взбудоражило. Что-то в его позе и лице, вдруг показавшемся ей очень знакомым…
– С тех пор как ты была здесь в последний раз, в зале появились новые работы, – сказал Габриель, прерывая ее размышления.
– Где?
Взяв Джулию под локоть, Габриель подвел ее к большой черно-белой фотографии, которая висела напротив «Рождения Венеры».
Джулия прикрыла рот, чтобы не вскрикнуть.
– Зачем здесь этот снимок?
Габриель потащил ее ближе, пока она не оказалась возле фото. Это была еефотография, запечатлевшая ее в профиль. На снимке Джулия стояла, закрыв глаза, а ее длинные волосы держала пара мужских рук. Она улыбалась.
Этот снимок Габриель сделал в Торонто, когда она впервые согласилась позировать для него. Под рамой была табличка. Подойдя ближе, Джулия прочла:
Deh, bella donna, che a’ raggi d’amore ti scaldi, s’i’ vo’ credere a’ sembianti che soglion esser testimon del core, vegnati in voglia di trarreti avanti», diss’ io a lei, «verso questa rivera, tanto ch’io possa intender che tu canti. Tu mi fai rimembrar dove e qual era Proserpina nel tempo che perdette la madre lei, ed ella primavera.27
– Эти слова Данте произносит, когда впервые видит в Чистилище Беатриче. – Габриель обхватил лицо Джулии, пристально глядя в ее глаза. – Со мной было то же самое. Когда, после разлуки с тобой, я увидел тебя в Кембридже, то сразу вспомнил эти слова. Я смотрел на тебя, стоящую на ночной улице, и понимал, какое сокровище я потерял. Я надеялся, что ты увидишь меня и подойдешь ко мне.
Глаза Джулии наполнились слезами. Габриель крепко обнял ее:
– Не плачь, моя красавица, моя прекрасная девочка. Ты моя Беатриче, мой упрямый листок, моя прекрасная жена. Я сожалею о прошлом, когда вел себя как последний идиот. Сегодня я хотел показать тебе, как ты важна для меня. Ты мой самый драгоценный шедевр.
Джулия молча смотрела на него.
Габриель пальцем смахнул ее слезы, затем поцеловал в лоб:
– Ты моя Прозерпина. Дева, способная укротить чудовище во мне.
– Ни слова о чудовищах. – Джулия поправила ему смокинг, опасаясь, что слезы вместе с косметикой могли попасть на ткань.
Потом они целовались, пока у Джулии не перехватило дыхание. Все это время Габриель крепко держал ее спину. Когда он разомкнул руки, Джулия хихикнула.
– Полагаю, миссис Эмерсон, выставка произвела на вас большое впечатление?