Искушение демона
Шрифт:
Что заставило дае подписать договор? Думаю, она надеялась, что они будут видеться, потому как так и не смогла забыть его. Но её ждало разочарование, а меня ад.
Потому что согласно договорённости, я должна была проводить один год под опекой отца, а второй с Селестиной. И так год за годом. И сегодня мне исполнилось шестнадцать и очередной ужасный год закончен и наконец-то могу вернуться домой, чтобы хоть ненадолго окунуться в атмосферу прозрачной свободы.
За эти годы так и не поняла, какие цели преследовал дадо… Я и видела его от силы раз пятнадцать. Он купил для меня дом
Карета с гербом отца должна была вот-вот подъехать к очередному временному лагерю, а на меня резко накатила тоска. Да, там лучше, чем под гнётом дадо, но на самом деле немногим. Потому что знала, что меня ждёт.
Вот она медленно остановилась и я словно нехотя вышла из неё. Без вещей, так как с собой ничего не брала. Тут бы не поняли, если бы стала одеваться как леди, а в том мире не поняли, если бы оделась в пышную юбку с воланами с блузой с широкими рукавами. Так что уходила и приходила всегда в чём была – в цыганском цветастом наряде.
Стоило выйти, как по мне прошлись безразличными взглядами несколько соплеменников, сидящих у костра. А навстречу вышла дае. Только если ещё лет пять назад в её глазах горела надежда, что её возлюбленный наконец решил почтить своим присутствием, то на этот раз Селестина пошатывалась и держала в руке недопитую бутылку с самодельной брагой. Она поморщилась при виде меня и прошла мимо, будто не её любимая чай вернулась после года разлуки. Так уж у цыган повелось. Достижения их детей позволяют приобрести авторитет среди своих. Но я-то для остальных никон 6 . Да даже меньше, чем никто… Пустое место. От кострища раздались издевательские смешки.
6
никто
Вздохнув, гордо выставила подбородок и пошла к мами, дае моей дае. А как ещё? Гордость это всё, что у меня осталось. Гордость и мимолётное ощущение свободы.
Войдя в шатёр, огляделась и поморщилась. Здесь было накурено и сильно.
– Данка? Ту? 7 – спросила мами, сидящая в углу на импровизированной кровати, и закашлялась.
7
Ты?
– Я, ба, – кивнула.
Шахран Янко поморщилась от такого обращения. Вот как ей объяснишь, что за последний год из меня в прямом смысле выбили цыганскую речь. Каждый раз проделывали это, а возвращаясь, начать неуверенно говорить на языке, за который раньше били по губам сложно. Благо хоть у современной молодёжи не было пунктика на счёт моего лексикона. Они предпочитали говорить на всеобщем. Как получалось. Иначе бы пришлось совсем тяжело.
– Гаджо 8 , –
8
Чужачка
9
Иди отсюда!
На мои глаза стали наворачиваться слёзы. Чужачка. Вот кто я для мами. Резко развернулась и вылетела из шатра, повинуясь её приказу уйти.
Но стоило выйти, как натолкнулась на Педро со Златой, его сестрой.
– Я слышал, что ты приехала, Дана, – улыбнулся мне Педро.
Его сестра презрительно скривилась. Ни для кого не секрет, что сын нашего барона ещё в прошлый мой приезд уделял мне немалый интерес, надеясь залезть под юбку.
Сделав глубокий вдох, стараясь не показать, какой разброд творится в моей душе и снова гордо подняла подбородок.
– Пошли в город! – предложил Педро, на что его сестра поморщилась.
– А пойдём, – неожиданно согласилась.
Лишь бы не видеть пьяную дае и не слушать оскорбления мами.
Как бы мне хотелось найти своё место в этом мире. Но произойдёт ли это когда-нибудь?
Глава 2. Горяченькое
Реакция людей на арест столь же различна, сколь и непредсказуема. Но предательство всё же гораздо хуже.
В другое любое время я бы поостереглась идти с Педро и Златой Лауш. Уж осторожности и чутья мне обычно хватало. Иначе никак. Но в данный момент на душе был такой разброд! Сложно всё же, когда тебе только исполнилось шестнадцать и понимаешь, что никому нет до тебя дела, всегда следовать доводам разума. Дадо, дае, мами… вот и вся моя немногочисленная родня…
Мне иногда так жаль, что Селестина после того самого демона так и не легла ни с кем, чтобы забеременеть и снова родить. Была бы у меня тогда хоть ещё одна родственная душа. Тот или та, кому я была бы небезразлична.
Но, увы… дае хранила никому не нужную верность, игнорируя недвусмысленные предложения сожительста и замужества в надежде, что былое вернётся, а я так и оставалась бесконечно одинокой.
– Ну что ты плетёшься, Богдана? – недовольно проворчала Златка.
Я ускорилась, но продолжала раздумывать о своей никчёмной жизни.
Меня никто не поздравил с днём рождения. Та же Злата… Ведь раньше мы дружили. Лет до восьми она по просьбе своего дадо притворялась, что неплохо ко мне относится. Пока Селестина окончательно не отвергла предложения вдовеющего барона, дав понять, что тот ей отвратителен. И тогда-то и начался мой ад. Потому что в тот момент я стала – никто. Никон, как кричали бывшие соратники по играм, пока закидывали меня камнями. Потом конечно они, уподобляясь взрослым, стали просто презрительно смотреть, но на душе с каждым годом разрастались раны, не желая закрываться.