Искушение гувернантки
Шрифт:
— А теперь, мисс Тернер, я весь внимание. Я жду ваших объяснений. Как мог дух моих предков унести вас в такие фантазии, которые в моем понимании недоступны прозаичным англичанкам?
В его тоне сквозил неприкрытый сарказм, и Арлетта почувствовала себя уязвленной:
— Даже англичанки, монсеньор, имеют воображение. Ваш замок показался мне невероятно красивым, и в то же время загадочным.
— Вы не боитесь замка и его обитателей? — спросил герцог.
— На первую часть вопроса я отвечу: нет, монсеньор! Насчет второй я еще не знаю.
Уголки его губ слегка дрогнули.
— Леди Лэнгли дала мне исчерпывающую характеристику ваших качеств и вашего поведения. Как вы объясните полное несоответствие вчерашнего поступка этим рекомендациям?
— Я уже принесла свои извинения, монсеньор, — холодно ответила Арлетта. — Я не ожидала, что меня кто-нибудь увидит в этот час в пустынной части замка.
Герцог молчал.
— Я спустилась в библиотеку за книгой. Заглянув в бальную залу, я только хотела ощутить ее атмосферу и немного поиграть на фортепиано. Мой танец был импровизированным и совершенно случайным!
— Если с вами происходят подобные случайности, мисс Тернер, если вас так легко уносит воображение, не считаете ли вы эти качества опасными для гувернантки?
Арлетте показалось, что он над ней смеется.
— Не думаю, монсеньор, что для гувернантки так уж плохо иметь воображение. Напротив, это качество помогает формировать умы ее подопечных!
— И вы именно этим занимаетесь? — насмешливо спросил герцог.
— Я пытаюсь, и нахожу в них живой отклик, — ответила Арлетта. — У детей всегда есть воображение, которое становится все более бедным по мере того, как они вступают в мир взрослых.
Она сказала это намеренно, зная, что герцог использовал детское воображение, чтобы запугать Дэвида и Паулину и заставить их отказаться от поездки в Англию.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, мисс Тернер, — заметил герцог, — по-моему, вы меня критикуете!
Арлетта не ожидала, что герцог окажется таким проницательным.
— Я не имела в виду ничего подобного, монсеньор. Но я уверена, вы уже поняли, что Дэвид очень способный, но ранимый и тонко чувствующий мальчик. Он привык к одиночеству, возможно, это следствие его жизни в замке, а может быть, того, что ему не с кем общаться.
Наблюдая за реакцией герцога, Арлетта поняла, что ее речь имела успех, и продолжила:
— Воображение — прекрасная вещь! Оно нас ведет и вдохновляет, но может превратиться в опасное и пугающее оружие.
Герцог уставился на Арлетту.
— И снова, мисс Тернер, мне кажется, ваши слова довольно двусмысленны и направлены непосредственно в мой адрес, — сказал он.
— Если вы действительно так считаете, монсеньор, мне остается только извиниться, — ответила Арлетта. — Меня заботит только Дэвид и его восприятие того, чему я его учу, и того… что он слышит…
Арлетта поняла, что зашла слишком далеко. Герцог мог счесть ее слова оскорбительными, и она испугалась, что он захочет от нее избавиться.
К ее удивлению, он сказал:
— Трудно поверить, мадемуазель. Вы такая юная, а создается впечатление, что у вас за плечами огромный опыт преподавания. Как будто вы годами изучали психологию и другие науки, которые не являются частью обычного образования.
— Мне приятно это слышать, монсеньор.
Воцарилась тишина, и Арлетте показалось, что герцог ждет от нее чего-то еще.
Но, видимо, он решил положить конец аудиенции.
— После нашего разговора, мисс Тернер, я принял решение оставить Дэвида на ваше попечение. Хотя, я полагаю, что в Англии ему больше понадобится здравый смысл, нежели богатое воображение.
— Я согласна, монсеньор. Поэтому мне кажется, что Дэвиду и Паулине очень важно иметь возможность общаться со сверстниками.
— Для чего? — резко спросил герцог.
— Для ребенка неестественно общаться только со взрослыми. Такие дети кажутся старше своих лет, к тому же именно у них рождаются те самые странные фантазии, о которых вы только что говорили.
Искра промелькнула в темных глазах герцога, и он ответил, стараясь придать своим словам как можно больше внушительности:
— Французские дети счастливы жить в семье!
— Конечно, я тоже в этом уверена! Но их семьи, как правило, намного больше, чем та, в которой растут Дэвид и Паулина. Если бы у вас, монсеньор, или у господина графа были дети, то они могли бы вместе играть.
Арлетта поднялась на ноги.
— Я очень рада, монсеньор, что Дэвид так прилежно готовится к поездке в Итон. Надеюсь, что он, как и его отец, будет там счастлив.
Герцог презрительно скривил рот, и Арлетта поспешила добавить:
— Для многих мальчиков Итон, с его играми и великолепным образованием, становится надежным фундаментом их взрослой жизни.
Она сделала паузу и сказала:
— Я верю, что Дэвид не только полюбит Итон, но найдет там множество замечательных друзей, в которых он так нуждается.
Она не стала ждать, что ответит герцог. Грациозно поклонившись, она направилась к выходу.
Она уже была возле двери, когда герцог сказал:
— Передайте Дэвиду, что он может покататься со мной верхом после ленча!
— Хорошо, я передам, монсеньор.
Оказавшись за дверью, Арлетта перевела дух.
Она думала, что ей будет трудно разговаривать с герцогом, но, к ее удивлению, слова сами слетали с языка, а речь была плавной и убедительной.
У нее осталось ощущение, что она сильно удивила герцога.
Ей было о чем подумать.
— Почему у меня не хватило смелости сказать ему, чтобы он прекратил отравлять ум мальчика, настраивая его не только против Итона, но и против Англии?