Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Шрифт:
На диване сидел пожилой, лет пятидесяти пяти, человек в летнем чесучовом костюме, при галстуке; в манжетах рубашки в запонках поблескивали оранжевые камешки. Интеллигентное нервное лицо с асимметричными чертами: крупный хрящеватый нос, впалые щеки, и левую пересекал от уха до уголка рта глубокий бордовый шрам; маленький подвижный рот с бледными тонкими губами, в глубоких глазницах быстрые испуганно-умные глаза, большой морщинистый лоб, совершенно лысый череп — не голова, а бледное ночное светило в период полнолуния.
При появлении «Хозяина» в этой странной комнате, весьма смахивавшей на тюремную камеру, ночной «гость» поднялся без особой суеты и торопливости. Довольно долго они молча смотрели друг на друга — «Меченый» не отводил взгляда.
— Здравствуйте, Борис Пэтрович, — сказал наконец «Хозяин». — Присаживайтесь, пожалуйста.
— Благодарю, — тот, кого назвали Борисом Петровичем, опустился в кресло, вполне непринужденно закинув ногу за ногу.
— Простите, заставил вас ждать, — «Хозяин» тоже сел во второе кресло, и теперь их разделял круглый стол. — Дела.
— Понимаю. Дела государственной важности. Только при наличии изощренного слуха и интуиции в последних словах «Меченого» можно было уловить иронию. Или намек на нее.
«Хозяин» уловил: лицо его окаменело и стало непроницаемо-сумрачным. Однако он продолжал вполне спокойно и ровно:
— Именно, Борис Пэтрович: дела государственной важности, — «Хозяин» извлек из кармана пиджака трубку и, не набивая ее табаком, не прикуривая, сунул в рот, «затянулся». (В течение всей их беседы трубка путешествовала изо рта в правую руку — он любовно держал ее большим и указательным пальцами.) — Давайте кое-что уточним. Итак, Брембэк Борис Пэтрович. Я верно назвал вашу фамилию?
— Почти. Вместо «э» оборотного — «е»: Брембек. Если вас интересует моя национальность, — я немец, предки переселились в Россию при Екатерине Второй из Восточной Пруссии.
— Прэкрасно, Борис Пэтрович. Но мэня больше интэрэсует ваша военная профессия. Если у нас верные сведения, в царской армии вы были шифровальщиком Генерального штаба?
— Да, в русской армии с тысяча девятьсот четвертого года и до шестнадцатого я был одним из шифровальщиков Генерального штаба.
Возникла пауза. «Хозяин» сидел в кресле, в трудной задумчивости, посасывая пустую трубку.
— Ну, а с Департаментом царской полиции, — наконец нарушил он молчание, — когда вы начали сотрудничать?
— В девятьсот седьмом, — последовал спокойный ответ.
— А что, Борис Пэтрович, привело вас к нам?
— Прежде всего нужда. У меня больная парализованная жена. Детей у нас нет.
— Понятно. — «Хозяин» пристально, не мигая, смотрел на ночного гостя. — Каково ваше воинское звание?
— Октябрьские события семнадцатого года застали меня в звании полковника.
— Ну, хорошо… Я довэряю вам, Борис Пэтрович.
— Спасибо.
— Довэряю, потому что еще больше уверен в тех людях, которые рекомендуют вас. Итак… При Всероссийской чрезвычайной комиссии создан специальный отдел — наша, советская криптографическая служба. Вам не надо разъяснять, что это такое. Работники только подбираются. Вы будете туда рекомендованы и вас зачислят в штат. Вы получите хорошо оплачиваемую работу по специальности. — «Хозяин» усмехнулся. — Это вам гарантирую. Но помимо ежемесячного оклада станете получать еще один. Особо важная информация будет оплачиваться дополнительно. Вас устраивают такие условия?
— Что от меня требуется? — спросил бывший полковник русской армии Борис Петрович Брембек.
— Еженедельная информация. Не только о том, как идет конкретная работа по дешифровке, с кем, на каком уровне и прочее. Нас интересует все, чем там займутся люди спецотдела. Буквально все! И будет у вас, Борис Петрович, особый объект внимания: заведующий отделом Глеб Иванович Бокий. У вас еще есть ко мне вопросы?
— Нет.
— Вы принимаете наше предложение?
— Да.
— Вас устраивает… э-э-э… материальная сторона дела?
— Пока устраивает.
— Прекрасно! Оформляйтесь на работу, осмотритесь. Через некоторое время получите все инструкции, пароли, явочную квартиру и прочее. Это уже не по моей части. Мы с вами будем встречаться в самых экстренных случаях…— опять «Хозяин» надолго замолчал. — И позвольте, Борис Пэтрович, последний вопрос, несколько деликатный.
— Пожалуйста.
— Откуда у вас шрам на щеке?
— След дуэли. Еще в юнкерском училище.
— Не поделили с соперником даму? Ночной гость промолчал.
— Интэрэсно, — как бы самому себе задал вопрос «Хозяин», — современная медицина может бесследно убрать такой шрам со щеки?
— Шрам мой, я с ним сжился. В некотором роде — воспоминание…
«Хозяин», казалось, не слышал этих слов. Он поднялся с кресла, сунул трубку в карман пиджака.
— Что же, Борис Пэтрович… Все мы с вами решили. И… Не согласитесь ли разделить со мной скромный поздний ужин? Скрепим бокалом вина начало нашего сотрудничества.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович, с благодарностью принимаю ваше предложение.
Часа через два, а может быть, и три за обильным столом, на котором преобладали грузинские вина и кушанья (хотя присутствовала и водка — Борис Петрович по русской армейской традиции больше прикладывался к ней), когда уже было изрядно выпито, «Хозяин», наклонившись к уху ночного гостя, спросил игривым шепотом:
— А знаете, Борис Пэтрович, что бы случилось, если бы вы отказались от моего предложения?
— Понятия не имею.
— Вы бы живым из этого дома не вышли!