Искушение во тьме
Шрифт:
— А ты? — спросила она, и черт возьми, её голос звенел от… ревности.
Он откинулся на спинку кресла и уставился на крышу машины.
— Несколько недель назад я бы ответил, что «нет». А потом встретил тебя. Означает ли это, что я хочу постоянных отношений? Нет. Не только временных? Черт, да.
— Ты меня не знаешь, — сказала она, потому не хотела верить ему. Она не хотела смягчаться по отношению к нему больше, чем уже сделала.
— Я знаю больше, чем ты думаешь, Габби.
— Правда? — Её ладони вспотели. Если кто-то и смог заглянуть в
Всего лишь небольшая передышка.
— Ты любишь детей, отдавала все немногие имеющиеся у тебя деньги любому встречному нуждающемуся. Наверняка видишь себя в них. Ты скрываешь свои мысли и чувства, потому что полагаешься только на себя. Ты больше ни о чем не мечтаешь и не ждешь для себя большего, потому что думаешь, что мечты не сбываются. Потому что в твоей жизни было достаточно разочарований. Но иногда… иногда ты ничего не можешь с собой поделать. Иногда ты хочешь довериться. Ты жаждешь кому-то довериться.
Они открыла и тут же закрыла рот.
Шон встретился с ее твердым и решительным взглядом.
— Я завоюю твое доверие, Габби. Чего бы это ни стоило.
Она сглотнула образовавшийся в горле комок.
— Удачи тебе с этим.
— Посмотрим. Давай сменим тему, если за нами и был хвост, мы его сбросили, — произнес он с непроницаемым выражением лица. Он вел себя так, словно только что его мир пошатнулся. — Я убедился, что за нами не следят. Но сообщил Роуэну, что собираюсь делать… именно этим я занимался, когда на тебя напали… и понятия не имею, подслушивал ли меня кто-то, а вот теперь решил устроить засаду.
Хорошо. Просто работа. С этим она могла справиться, не сгорая от желания броситься в его объятия, уткнуться лицов в шею, прижаться к нему.
— Я уже спрашивала, а ты заверил меня, что ничего подобного, и тем не менее, думаю, тебе нужно рассмотреть версию, что Роуэн…
— Нет. — Шон решительно покачал головой. — Ему я полностью доверяю.
«Вау. Доверять кому-то вот так, без колебаний, без всяких сомнений, было бы… замечательно, — подумала Габби. — Глупо, но замечательно». Она никогда ни на кого так не полагалась. Ну, не совсем так. Родители. Она доверяла им, обожала их… а они умерли и оставили её на попечение тети и дяди, лучше бы доверили её воспитание государству».
Если бы родители действительно любили её, то должным образом позаботились бы о ней, на случай если с ними случится самое худшее. Что и произошло. Верно? Вот что такое любовь. Заботиться о ком-то, несмотря ни на что.
«Как сейчас Шон заботится о тебе?»
«Нет, — чуть было не произнесла она вслух. — Он заботился о ней, да, но не потому что любил и хотел для нее самого лучшего. Означает ли это, что я хочу чего-то постоянного? Он сказал «нет». Он просто выполнял свою работу. — Тем не менее, Габби вздрогнула, по телу прокатились мурашки. — Быть любимой им…
«Глупо», — снова подумала она. Ей не следовало его хотеть. Она познала его. Его вкус и прикосновения больше не являлись для нее тайной. Она должна запихнуть всё это в глубину сознания,
— Признайся, я тебе нравлюсь, — произнес он, обернувшись на дом. Габби была уверена, его напряженный взгляд не упускал ни единой детали.
— Не надолго удалось сменить тему разговора. Вообще, я ничего о тебе не знаю. Где правда, а где ложь. Ты говорил, что Шон твое настоящее имя, но я не понимаю, как это может быть правдой. Ты же агент под прикрытием.
— Обо мне не существует никаких записей, так что я без опаски могу использовать свое настоящее имя. Ты даже можешь выкрикивать его во время оргазма. Ой, погоди, ты же уже это делала. Что касаемо того, чтобы узнать меня получше, я…
— Я никогда не говорила, что хочу узнать тебя получше, — отрезала она. Чем больше она о нем узнает, тем сложнее будет от него избавиться.
— Мне тридцать пять лет, — всё равно произнес он. — Не женат, имею тайную одержимость шоколадными батончиками «Твикс», не то чтобы в последнее время я позволял себе баловаться сладким, и мой любимый цвет теперь карий. Правда, возможно, ты считаешь, что твои глаза янтарного цвета.
Она судорожно сглотнула. Черт бы его побрал. Он продолжал это делать. Мужчины ничего подобного ей не говорили. Обычно нет. Особенно, уже после того как затащили в постель. Не то чтобы их там побывали легионы. От тех, кого пускала в свою постель, Габби в основном хотела тепла и общения. Чтобы хоть раз почувствовать себя нормальной. Притвориться, что счастлива и что у них впереди целая вечность. Не все из мужчин были озабочены её наслаждением. И всё же, каждого из них она бросала с трудом.
Насколько сложнее всё окажется с Шоном?
— Твои глаза, — подсказал Шон.
— Карие. — Это единственное, что она могла ответить. И она что, произнесла это, затаив дыхание?
— Что касается более значимых вещей, — продолжил он. — Меня воспитал отец. Мама никогда не являлась частью моей жизни. А папа был… очень строгим, требовательным и нетерпимым. Наверное, это к лучшему, иначе я бы поддался своей тьме.
— Тьме? — «Ты же не желаешь ничего об этом знать, помнишь?»
Он кивнул.
— Они заставляют тебя творить зло? — «Ты снова вмешиваешься».
«О, заткнись», — сказала она себе.
— Ничего подобного. Они просто хотят, чтобы я находился с ними. Всегда. Иногда я сам этого хочу. Единственная проблема… тьма постоянно испытывает голод. Им холодно, они жаждут естественного тепла человеческих тел. Безжалостно окружают всех, кто находится рядом, не пропуская ни лучика света, и это как правило, сводит людей с ума.
С последними словами он окинул её быстрым взглядом. Словно хотел увидеть её реакцию? Неужели надеялся напугать?