Искушения наших дней. В защиту церковного единства
Шрифт:
Кроме того, невозможно молиться Богу, не зная ничего о Нем[13], а такого рода познание и есть богословствование. Святые Отцы богословие однозначно связывали с молитвой, по их определению,
богослов есть тот, кто молится[14]. Тот же, кто отвергает богословие, — исходя из этого определения — не молится, и даже более того, — не хочет молиться. «Богомыслие, или созерцание свойств и действий Господа» Святые Отцы, как говорит святитель Феофан Затворник, почитали «ключом молитвы и молитвы непрестанной»[15]. Конечно, главное в молитве — это встреча с Живым Богом. Но эта встреча может состояться только тогда, когда у нас есть этот «ключ
Переходя к вопросу о покаянии, отметим, что каяться без знания о Том, Кому каешься, невозможно. Иначе, как это нередко бывало, можно додуматься до того, чтобы приносить покаяние «матери сырой земле». Само же Таинство покаяния всегда связано с исповеданием веры, оно есть прежде всего испытание веры[16]– и в исповедании православной веры, во славе, воздаваемой Богу через это исповедание, и в изменении через это человека. Именно в этом последнем, т.е. в изменении человека, и заключен созидательный смысл Таинства покаяния. На этот смысл указывает и само слово «покаяние» — (греч.), которое, если следовать греческому тексту Евангелия, обозначает изменение ума. Но изменение ума возможно только тогда, когда знаешь, что надо поменять и по какому образцу. Вот этот образец и дает знание богословия.
Следующим требованием, которое указанные пастыри предъявляют своим прихожанам, является смирение. При этом они наивно считают, что смиренным любой прихожанин может стать легко и быстро сразу же после его проповеди — стоит только слушателю захотеть. А смиренному — зачем богословие? Он уже обладает всем, о чем только можно мечтать, выполнив повеление Божие: «Научитесь от меня, ибо Я кроток и смирен сердцем…» (Мф. 11, 29). Но на самом деле смирение, по учению Святых Отцов, есть добродетель, приобретаемая на высших ступенях аскетического подвига. Причем восхождение на лествицу добродетелей начинается с приобретения рассудительности. Святитель Григорий Богослов говорил, что в грехопадении ум был поражен первым, следовательно, первым и должен быть восстановлен. Приобретение рассудительности и есть восстановление ума. Рассудительность помогает усвоить правильный образ мыслей, основанный на Евангелии и святоотеческом учении[17]. Она, по мнению Иоанна Лествичника, дает возможность познавать волю Божию. Смирение же рождает покорность воле Божией. Но без богословия и здесь никак не обойтись, потому что богословие — как раз и есть та наука, которая ведает правильным образом мыслей, научая правильно рассуждать о предметах Божественных, что позволяет начать восхождение по лествице добродетелей, приближающей человека к смирению. Без приобретения рассудительности невозможно личностное становление человека, потому что это очень важная ступень восхождения личности к нравственности, к умению различать добро и зло. Без этого умения невозможно достигнуть высшей нравственной ступени — любви. Рассудительность помогает пробудить совесть, а без пробуждения совести нравственность невозможна, потому что совесть и есть источник нравственности, ибо она голос Бога в человеке. Смиренным человек может быть только тогда, когда свободен, — когда из свободы в нем рождается нравственность в уподоблении Богу. Смирение не рабство, а свободный нравственный выбор. Подлинная свобода — есть исполнение воли Божией, то же, что по существу есть и подлинное смирение. Без смирения нет свободы, точно так же как и без свободы — нет смирения, ибо без свободы оно будет рабством. Но к этому свободному выбору — к подлинному смирению — человек может прийти только через осознание своего достоинства, которое заключается в образе Божием. Сознание несоответствия этому образу и приводит человека в смирение.
Переходя к следующему вопросу, отметим, что пастыри, отрицающие необходимость богословских знаний, призывают тем не менее свою паству к совершению добрых дел. Но представления о добре у незрелых духовно людей весьма могут быть неопределенны и расплывчаты — под такие представления легко подогнать дела совсем не добрые. Зло всегда рядится в одежду добродетели, пытаясь смешать все понятия даже у людей верующих в Бога. Евангелие повествует нам о таком смешении — Иисус, обращаясь к ученикам, говорит: «Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16, 2).
И,
Надо помнить о том, что те, кто пережил опыт богоотступничества, веруют гораздо глубже — их вера сознательно выстрадана. Вот почему сегодня в России невозможна наивная вера. В настоящее время верующий не может сохранить свою веру без ответов на «последние вопросы»[18]– он обязан строить свою веру сознательно, на основании Евангелия и Святых Отцов. Для этого необходимо богословие.
Да и просто веры в Бога недостаточно, ибо «и бесы веруют и трепещут» (Иак. 2, 19) — надо знать: «как веровать?» — без этого знания наша вера может настолько измениться, что она будет очень далека от той, которую нам преподали апостолы. Сама вера еще не является гарантией того, что мы будем верно поступать, что мы останемся верными Богу. Надо помнить, что Христа распяли не
атеисты, а глубоко верующие люди. Поэтому богословие — это отнюдь не экзотический, не раритетный предмет, изучение которого совсем не обязательно, а предмет, необходимый в духовной жизни. Никто не станет спорить, что кораблю, вышедшему в открытое море, необходим компас. Точно так же необходим компас всем, кто хочет удерживать правильный курс в море греха и соблазна, захлестнувших весь мир. Но дьявол пытается сбить с правильного курса корабль, поэтому он всегда борется против богословия[19].
Однако многие молодые пастыри не устают повторять, что богословие не нужно и, более того, вредно. Подобные высказывания тем не менее вовсе не означают того, что такие пастыри действительно отказались от богословия, потому что отказаться от богословия — это дело для человека невозможное, всякий человек все равно будет так или иначе определять свое "отношение к Богу и к миру. Но в таком случае он будет богословствовать от себя и его богословие будет «доморощенным», нетрадиционным, потому что он никогда не изучал по–настоящему традицию, надеясь на свою не очень обоснованную и проверенную веру. Подлинная вера никогда не противоречит разуму. Более того, как пишет протоиерей Георгий Флоровский, «вера просвещает разум — знания, память о прошлом оживают в непрерывном церковном опыте». Кроме того, «кафолическое богословие следует за учительным авторитетом Церкви, за ее живой традицией»[20].
Да и аскетическое делание также невозможно без богословия. Борьба с помыслами понималась Святыми Отцами не как постоянное сосредоточение на недобрых помыслах, а как созидание в себе новых Божественных смыслов, как богомыслие.
Потеря интереса к богословию у современного человека свидетельствует о серьезной духовной болезни, при которой душа его попала в плен внешних вещных отношений, — и это сделало ее нечувствительной к вечному. Это свидетельствует о том, что человек возвращается, как говорили Святые Отцы, в «состояние неразумных животных».
«Доморощенное» богословие и младостарчество
Храмов у нас сегодня достаточно, а вот богословски подготовленных священнослужителей не хватает. С возрождением Церкви в нее пришли люди, не освоившие православную традицию, не получившие должной подготовки, не прошедшие многолетнего испытания, как это бывало прежде. Такие люди принесли в Церковь «отсебятину» — «доморощенное» богословие, которое нередко несет в себе пережитки язычества. Оно фактически способствует не проповеди христианства, а распространению языческого отношения к жизни.