Искусник
Шрифт:
Тошка вздохнул.
– Помнишь ту древнюю поговорку про посаженное дерево, построенный дом и выращенного сына?
– А? Ну… да.
– Полностью она звучит так: «Мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить сына и убить врага». Ну, дома у меня пока что нет, в озеленении я не участвовал… Насчет сына не знаю… По мне, так лучше дочку растить… В общем, начну свой долг исполнять с конца. Убью Брута. Вот и все!
Глава 9
Москва, 20
Куранты на далекой, невидимой и неслышимой Спасской башне ударили трижды, когда мы с Лидой на цыпочках спустились во двор, окунаясь в нестойкую тишину московской ночи.
Огромный город почти не спал – забываясь после двух, столица встает до рассвета. Сейчас как раз таяли секунды последнего часа зыбкого покоя.
Пригасло обычное зарево мегаполиса, не в силах побороть холодное сияние полной луны. Серебристый отсвет выбелил двор, уложив резкие, непроглядные тени.
– Спасть очень хочется… – пробормотала Лида. Споткнувшись, она вцепилась в мою руку.
– Сейчас приедем, уложу баиньки… – заворковал я, подсюсюкивая.
– И приставать не будешь?
– Да как можно! – изобразил я возмущение.
– Знаю я, как ты можешь… – хихикнула девушка.
– Садись, давай, – забурчал я. – Только дверцей не хлопай.
– Даю, даю…
Громкое урчание мотора не утишишь, сколько ни шикай. Плавно отжав педаль, я выехал со двора, окуная машину в темень арки, и лишь затем вспомнил о фарах. Бледные лучи уперлись в угол соседнего дома, шаря по грубоватой рустике.
В теле ощущалась вялость, а веки упорно опадали на глаза, не желая раскрываться и пялиться на пустынные улицы. А тут еще и зеркальце заднего вида отстрелили, не поймешь теперь, есть кто на хвосте или погоня отменяется.
«Лада» катилась тихонько, так, что наплывало ощущение странности, сновидности движения. Дома вокруг высились темные, редко-редко теплились освещенные окна. Всего однажды навстречу попалась поливальная машина, а фара мазнула по плащу одинокого гуляки.
Глянув вверх, на зеркальце, я ощутил прилив нежности – Лида спала, устроив головку на спинке заднего сиденья. Нога рефлекторно отодвинулась, сбавляя обороты. Пусть поспит.
Я поводил плечами, взбадривая организм. От выпитой кружки кофе толку чуть – теперь не засну, но желание погрузиться в сон достает по-прежнему. Ладно, на войне, как на войне…
Брови, следуя мыслям, нахмурились. Беда в том, что я не знал, как поступить. Превозмочь трусливую натуру, вступить в бой – это все смогу, заставлю себя. Но как? Где? Плана никакого, даже наброска мельком.
Пока я мешал организму заснуть, «Лада» добралась до улицы Строителей. Тихонько скрипнула тормозами у подъезда. Чисто вокруг, пусто.
– Лидочка… Вставай, маленькая… Приехали.
– Что? – вздрогнула девушка спросонья. – А… Уже?
– Пошли.
– Проводишь? – забормотала Лида.
– А как же.
– Уложишь?
– Обязательно.
Лифт загрюкал, завыл, поднимая нас, и качнулся у кромки шестого этажа. Девушка не сразу попала ключом в замочную скважину, но вот дверь открылась. Рука на автомате нащупала коробочку выключателя. Да будет свет…
– Я – всё… – вытолкнула Лида.
– Ложись, ложись…
«Маленькая» разделась, не особо меня будоража, и бухнулась в постель, довольно постанывая.
– Мне так сты-ыдно… – заныла она. – Я сплю, а ты… Я же тоже должна…
– Ты должна видеть сны, Лидуся, – перебил я девушку. – Мне очень важно знать, что ты в безопасности. Поняла?
– Ага…
– Поэтому спокойной ночи. Никому не открывай и никуда не выходи!
– Угу…
Поколебавшись, все-таки спросил:
– Ты говорила как-то… у Эдика ружье есть?
– Три… – пролепетала Лида, засыпая. – Три ружья… Там, в прихожке…
Погасив свет, я крадучись вышел из спальни, аккуратно прикрыв дверь за собой. На высокий и узкий сейф, притулившийся к шкафу в прихожей, я обратил внимание еще в самый первый свой приход, подивившись странному увлечению дипломата.
Возможно, Рожков просто собезьянничал, поддался чиновному поветрию. Когда первое лицо занимается дзю-до, то не всякий выйдет на татами. А вот если оно в теннис поигрывает… Почему бы на корте не попрыгать, мячик-другой не погасить? Нынче же в почете охота…
Потянув на себя дверцу сейфа, я лишь качнул хранилище. Наверху тихонечко звякнуло. Полапав крашенный металл, пальцами ухватил ключ. Ага… И Лиду будить не надо, подрабатывая «медвежатником»…
Повинуясь ключику, дверца щелкнула, отворяясь. Ух, ты…
«Зауэр три кольца»! Дорогое ружьишко… Вот! Я осторожно, чтобы не звякнуть, вынул карабин «Тигр».
– То, что надо… – выдохнул в доволе.
План родился сразу, как только оптика прицела ПСО-1 блеснула лиловым холодом. А патроны? Да их тут полно! Я сложил прямо в авоську коробочки с боеприпасом, и сунул карабин в чехол. Плавно застегнул «молнию».
«Вооружен и очень опасен!» – мелькнула хищная мысль.
Площадь Дзержинского, 20 мая 1973 года. Утро
Майор Еровшин вышагивал по длинному, темноватому коридору КГБ – и улыбался, расслабленно и чуть ностальгически. Лишь только появлялся встречный, улыбка гасла, кроясь под маской невозмутимости, а затем снова просилась на губы.
Даже запахи те же самые, что витали тогда. И эта, такая знакомая гулкая тишина. Шаги по ворсистой дорожке почти не нарушают ее. Приглушенные звонки телефонов, неразборчивый говор за лакированными дверями…
Могучий организм охранительной системы государства рабочих и крестьян жил и работал. Враг не пройдет.