Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника
Шрифт:
Наш покойный владыка митрополит учил: «Отцы, не беритесь кого-либо судить. Наша задача – сделать всё от нас зависящее, чтобы помочь душе человека. А суд оставляйте Богу».
С Лизой мы договорились о времени отпевания ее сестры, и я положил трубку. Положил и почувствовал, что «я хороший человек». Не помню, чтобы Лиза мне сказала хотя бы просто «спасибо». Ни одного слова благодарности, а чувство все равно появилось. Такое тонкое, едва заметное.
Представил себе Веронику, Лизину сестру. Я никогда ее не видел и ничего раньше о ней не слышал. Просто представил, какой она могла быть. В моем представлении сразу нарисовался
Подумал: на самом деле мне всех жалко. Наверное, это потому, что я священник. А священник просто обязан жалеть всякую тварь. Без исключения – и птичку, и кошечку, и собачку, и даже вот этого муравья, что бежит перед тобой по тропинке. Бежит он себе по своим делам, и пусть бежит. Нет у меня права наступить на него и раздавить. И эту падшую женщину, Лизину сестру, мне тоже жалко. Всех, без исключения всех должно вместить в себя сердце священника.
Вечером перед молитвой, взяв календарь, посмотрел имена святых, память которых праздновалась на следующий день. Каково же было мое удивление и одновременно радость, когда среди святых завтрашнего дня я прочел имя Филарета Милостивого, человека удивительной святости. Не было ни одного голодного, который, попав ему на глаза, не получил от святого куска хлеба, или больного, мимо которого он бы прошел и не перевязал ему ран. Некогда богач, превратившийся в последнего бедняка именно по причине своего милующего сердца.
Конечно, я всё понимал и отдавал себе отчет в том, что мысли, меня посетившие, о собственной «хорошести» и присущей мне «доброте» есть не что иное, как самое настоящее тщеславие. Мысленно в этом каялся и просил прощения. Но вот – ведь это уже факт – против святцев не попрешь. Филарет Милостивый, а разве не из милости именно в день его памяти я согласился отпевать падшую грешницу, наркоманку, скончавшуюся от СПИДа? И значить это может только одно – святой благословляет меня совершить дело милосердия.
С особым чувством умиления прочитал вечернее молитвенное правило, по такому случаю добавив к нему молитовку к святому Филарету Милостивому, и, довольный собой, отошел ко сну. Даже в тот момент я понимал, что это тщеславие, каялся, и всё же где-то там, глубоко внутри появилось согласие с этими помыслами.
Середина декабря, четырнадцатое число. Вспомнил, что это еще и день именин покойного митрополита Филарета. Время самых коротких тусклых дней и самых долгих темных ночей. Холодно. Зимой мы перебираемся и служим в отапливаемой части храма, а отпеваем в главном приделе. Храм – красавец, поражающий своим величием. Одна только высота внутри под куполом двадцать пять метров. Это выше девятиэтажного дома.
На следующий день в назначенное время сотрудники «Ритуала» внесли в храм тело усопшей Вероники. Гроб сопровождали всего лишь два человека – ее мама и сестра Лиза. Похоронщики ушли, и мы в храме остались втроем. Все вместе мы растворялись в пространстве его огромности.
Прежде чем отпевать, я подошел ближе к гробу, ожидая увидеть измученное лицо, исковерканное предсмертными судорогами. Но неожиданно для себя увидел совсем другое: лицо будто уставшего лететь, опустившегося на землю и нечаянно уснувшего ангела. Не скажу, что это лицо было от природы красивым. Оно было обычным. Обыкновенная молодая женщина, тридцати восьми лет от роду. Но что-то было в этом лице приковывающее к себе, не позволяющее отойти просто так и не спросить:
– Кто она? Пожалуйста, расскажите мне о ней.
– Это и есть Вероника, моя старшая сестра. Хорошо училась. Дружила с парнем, еще со школы испытывала к нему чувство. Потом что-то у них пошло не так. Сильно переживала. Хотела показать ему собственную значимость и независимость. Влилась в компанию молодых мажоров. Там первый раз укололась героином. Потом еще укололась. И вскоре подсела, как у нас говорят, «на иглу». Но хватило собственных сил уйти из компании и покончить с зависимостью. Тот молодой человек предложил возобновить отношения. Она обрадовалась, но на всякий случай решила подстраховаться и проверилась на ВИЧ. Анализ оказался положительным. Вся в слезах пролежала неделю на диване. «Я не имею права на личное счастье». Окончательно порвав отношения со своим парнем, собрала вещи и уехала в Питер.
В северной столице она нашла таких же, как и она, людей, болеющих СПИДом. И вместе с ними начала заниматься волонтерской деятельностью. Снимала комнату в коммунальной квартире, работала и училась. Сначала она помогала людям, болеющим СПИДом. Потом ее деятельность распространилась на бомжей и на детей-беспризорников. Она практически не покупала для себя новых вещей. Деньги, что оставались у нее после всех необходимых платежей, уходили на продукты и бензин для машины, на которой их волонтерская команда развозила еду по ночлежкам.
Двенадцать лет прожила Вероника в Петербурге. И за эти годы, помогая людям, она пришла к вере в Бога. Исповедовалась, причащалась, научилась молиться. Холодный ветреный климат Балтийского моря сказался на ее здоровье, и девушка стала часто простужаться. Хотела уже возвращаться назад домой, но кто-то ей подсказал, что для ее болезни Сибирь самое подходящее место. И она перебралась в те края. Действительно, сил у нее прибавилось, и она вернулась к своим привычным занятиям. И снова бомжи, наркоманы и брошенные дети.
Еще восемь лет после Петербурга она жила в Сибири, но потом болезнь заявила о себе настолько, что Вероника уже не могла заниматься волонтерской работой. И тогда она придумала для себя новый вид деятельности – «телефон доверия». Теперь ей звонили чуть ли не со всех концов нашей страны. Кто-то спрашивал у нее совета, как ему жить. Кто-то собрался отправиться на аборт, но в критический момент решился позвонить и, получив поддержку, сохранил ребенка. Последние полгода своей жизни она провела в Дивееве, рядом с преподобным Серафимом. И только недавно вернулась домой. Силы ее покинули, но до последнего дня она продолжала отвечать на звонки по своему телефону доверия.
Совершая отпевание, мысленно обращался к усопшей: «Вероника, люди, живущие в твоем городе, сочли тебя великой грешницей, недостойной отпевания в храме. Я согласился, но только из жалости к Лизе и ее маме».
Вспоминаю, как собирался оказать милость падшей грешнице, и слышу в голове всё громче звучащую, уже ставшую сакраментальной, фразу: «Кто ты такой?» Поначалу пытаюсь оправдываться и хитрить: «Какой такой? Да такой же, как все». А сам чувствую, как начинают гореть щеки. Середина декабря, храм не отапливается, а они пылают.