Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника
Шрифт:
Лиза говорила мне «помните», а я про себя думал: «Еще бы не помнить?!» Да мы все, тогдашние священники, просто «контужены» этими воспоминаниями о тех страшных днях, месяцах и целых годах, с ходу даже не подберу подходящего определения всего того, что происходило в стране на наших глазах. Человек, живущий исключительно своими заботами, семейными или рабочими, не выходивший за границы какого-то собственного малого круга обитания, и тот знал о захлестнувшей нас беде. Не мог не знать.
Даже если эта беда не ломилась конкретно в двери его квартиры, он все равно, особенно по весне, когда испарившийся снег обнажал скопившийся
А мы, священники, всё это видели и как могли утешали их еще более несчастных родителей. Потому храмы становились, пожалуй, единственным местом, где можно было найти хоть какое-то сочувствие. Молитва за души их детей, погибших от наркотиков, давала силу жить дальше. И упование, что они еще могут помочь тем, кого любили и всё еще продолжали любить, несмотря на изматывающую борьбу с их зависимостью от порошка, отчаяние и крушение надежд.
Десятки и десятки гробов с телами молодых людей, еще даже совсем мальчишек, проходили тогда через наши храмы. А мы молились и плакали вместе с плачущими, вселяя в их сердца желание продолжать жить дальше.
Конец девяностых и начало двухтысячных – время, когда героин убил очень и очень многих. А кого не убил тогда, медленно, но верно догонял спустя годы «разумного» потребления. Обычное время жизни героинового наркомана – лет пять или шесть, при условии, что не случится передозировки, а потом смерть. Те, кто продолжал колоться, соблюдая меры предосторожности, дотянули почти до наших дней, но редко кто из них преодолел сорокалетний рубеж. Они «тянут время», а их близкие, глядя на них, ждут.
Одна женщина рассказывала, как ее брат, такой вот многолетний наркоман, однажды не рассчитал свою норму и стал умирать. А она, словно чувствуя беду, в этот момент зашла к нему в квартиру, открыв дверь собственным ключом. Видя брата, лежащего на полу в прихожей, она немедленно вызвала скорую помощь. Девочка-фельдшер приехала, взяла руку, пощупала пульс и посмотрела на женщину, звонившую им на скорую: «Умер».
Та заплакала: «Он еще только что дышал. Сделайте ему укол». – «Зачем? Ты бы знала, сколько раз мы уже приезжаем по этому адресу. Сегодня оживим, а через месяц он всё равно умрет».
Женщина плачет и продолжает просить: «Ну пожалуйста. Это мой брат. В нашем детстве он был очень хорошим и всегда меня защищал».
Фельдшер без слов взяла шприц и ввела лежащему без чувств наркоману лекарство. Буквально несколько секунд спустя «мертвец» чихнул. Потом снова чихнул и, как был с закрытыми глазами, сел. Снова чихнул и, продолжая сидеть на полу в прихожей, принялся судорожно подпрыгивать на попе. Постепенно у него открылись глаза и он наконец пришел в чувство. Женщина вспоминает, сколько было радости.
Два месяца спустя брат умер от передозировки. Уже прошло несколько лет, как похоронили человека, а сестра вместе с мамой всё приходят и приходят на каждую родительскую субботу.
В те же описываемые мною дни могла умереть, и тоже от передозировки героином, одна хорошая девчонка. Хорошая, но наркоманка. Безбожно обманывая и меня, и всех своих близких, она тем не менее продолжала хвататься за Бога. Кололась, а потом бежала в церковь на причастие: «Батюшка, причастите меня!» – «Снова небось кололась?» – «Нет, что вы!»
Вслед за ней в храм приходила ее мама и говорила мне: «Она лжет!» Но я никогда ей не отказывал и продолжал причащать. Даже тогда, когда понимал ее неправду. Она причащалась и шла за очередной дозой. Она кололась, даже забеременев, нося младенца под сердцем. Она рожала, находясь под кумаром. И молилась, молилась, молилась.
После рождения младенчика молодая мама угомонилась на время. Любовь к ребенку вытеснила тягу к героину. Но ненадолго. Прошло месяцев восемь, и тело вновь потребовало порцию «дури». Она набрала номер одного своего старого знакомого и сказала: «Мне надо. Хочу уколоться». «Не проблема. Приходи», – ответил знакомый.
Она пришла к нему на квартиру, неся малыша в съемной корзине, отстегивающейся от коляски. «Друг» подготовил для нее обычную дозу из новой поставки, но он не знал, что эта партия будет такой высокой степени очистки.
Она, сев на стул, поставила напротив себя корзину с ребенком. Ребенок не спал, сидел и смотрел на свою маму. Мама взяла шприц, нашла вену и привычным движением ввела иглу. Очень медленно принялась вводить в кровь содержимое шприца и в этот момент увидела, что дитя в коляске начинает вставать на ножки. Ребенок был еще не в состоянии сохранить равновесие и начал падать. Корзина стала опрокидываться вместе с ребенком.
Что произошло дальше, она вспоминает, откровенно содрогаясь. Заметив дитя выпадающим из корзины, мать, не закончив своего дела, отбрасывает шприц в сторону и бросается ловить ребенка. Так малыш невольно спас жизнь своей мамочке. Если бы она успела ввести в себя всё содержимое шприца, то непременно бы погибла. А так, поймав на лету ребенка, она упала вместе с ним на пол и потеряла сознание. Опытный в этих делах «друг» немедленно вызвал скорую помощь, и бригада медиков вернула к жизни молодую женщину. Мне она потом рассказывала: «Потеряв сознание, я увидела стоящее рядом со мной совершенно отвратительное человекоподобное существо. Оно стояло и наблюдало за мной двумя немигающими глазами. Глазами, больше похожими на горящие угли. Я догадалась: эти глаза ждали, когда я умру, и тогда им удастся утащить меня в ад».
После всего случившегося женщина больше не колется. Исправно продолжает ходить на службы, причащается сама и причащает своего ребенка. Последний раз она мне сказала: «С того дня, когда Бог спас меня через моего ребенка, прошло ровно четыре года. И все эти четыре года тот страшный никуда не уходит и продолжает ждать. Уже позабыв о своем прошлом, иногда в какой-то момент, внезапно обернувшись назад, я снова вижу рядом с собой его горящие глаза. Мне постоянно напоминают, что ад не сказки, это реальность. И оказаться в нем легче легкого. Вы не представляете, как это страшно».
Все эти годы я молюсь о ней, о ее малыше и понимаю: Бог спасает человека страхом. По-другому видимо, не получается. Страх и материнская любовь – два чувства, позволяющие удержаться на самом краю.
– Да, Лиза, конечно, помню. Порой думаешь, забыть бы обо всем этом, но не получается.
– Батюшка, сестра просила перед кончиной отпеть ее, и обязательно в храме. А нам отказали даже в заочном отпевании. Не понимаем, за что, это же не самоубийца, а тяжело больной человек.
– Лиза, сочувствую вашей беде.