Искусство предавать
Шрифт:
— Хороший вопрос. Поразмысли об этом как-нибудь на досуге. А потом опять поговорим. И вот что — Наставнику о своих размышлениях ни слова! Только мне. Родителям тоже пока не говори. Сама скажу, когда время придет.
— Но, бабушка, так ведь нехорошо! Это же…
— Что тебя беспокоит?
— Наставник…
— Не забывай, я вхожу в Совет Старух и занимаю там не последнее место. Все же у твоего отца девять братьев, не каждая
— Спасибо, бабушка!
— Спасибо? Видать, ты куда умней, чем мне казалось. Что ж, вернемся к нашим эльфам.
Пальцы старой гномки ловко распахнули книгу, перелистали страницы. Вместо закладки между страниц лежал высохший до прозрачности цветок. Сквозь него вполне можно было прочесть убористые строчки гномьих рун, но странно, он все еще сохранял аромат. Тонкий, но сильный запах тут же заполнил кухню. Бабушка мечтательно прикрыла глаза, а внучек сморщился и чихнул так оглушительно, что бабушке пришлось спасать свое полупрозрачное сокровище. Впрочем, картинка заинтересовала юного гнома гораздо больше цветка.
— А у Наставника эльфы по-другому нарисованы, — заметил он.
— Вот как?
— У них большие острые зубы, уши гораздо длиннее, и на руках здоровущие когти, — поведал внук.
— Гораздо длиннее уши у кролика, — невинно заметила бабушка. — Его мы ели в прошлую пятницу.
Юный гном хихикнул. Бабушка улыбнулась.
— Посмотри внимательно, внучек, — тихо промолвила она. — Так выглядели эльфы на самом деле. Что ты можешь о них сказать?
— Они… ну… они… они очень тонкие…
— Худые, — поправила бабушка. — Они голодали. Всегда. Тогда наверху трудно было прокормиться. Это сейчас люди развели множество всякой живности, подчинили своей воле растения, научив их давать съедобные плоды. А тогда только гномы ели досыта, ибо грибы в пещерах росли всегда. Эльфы покупали у нас эти грибы, а когда им нечем было платить, они воевали. А теперь ответь — можно ли обвинять в жестокости существа, почти сошедшие с ума от голода? Скорей уж кого-то другого нужно обвинить в алчности. В жадности до того непомерной, что она позволяет захлопнуть каменную дверь перед носом едва стоящего на ногах несчастного эльфа, раз у него нечем заплатить за еду.
— Ох, бабушка…
— Молчи. Посмотри на него еще раз. Пусть тебе станет его жалко. У него никогда не было кролика по пятницам и вволю грибов каждый день. А он жил, мыслил, сражался, он сделал лук, лучше чем наши, и голодный побил наших великих цвергов. Подумай об этом.
— Бабушка… я… я… я просто не смогу поговорить об этом с Наставником… и с родителями тоже. Это… но это же нехорошо, что у меня есть от них тайны!
— Разумеется, у тебя не должно быть тайн от твоих родителей и твоего Наставника. Кроме этой.
— А почему, кроме этой ?
— Они слишком молоды, чтобы знать ее, — отрезала бабушка.
— Они — молоды ? — удивился юный гном.
— Да, молоды!
— А я — нет ? Как так может быть?!
— Ты самостоятельно додумался до правильного вопроса и догадался, кому его следует задать. Они этого не сделали — и хватит о них. Ты задал вопрос. Получил ответ. Теперь стоит подумать над этим ответом. Иди. Подумай. Завтра поговорим.
Юный гном ушел.
— Я рассказала тебе сказку, мальчик, — тихо шепнула старуха, ставя на место книгу. — Молод ты еще для правды. А все ж моя сказка не так отвратительна, как Якшева. Со временем ты узнаешь и правду. Боюсь, это время наступит слишком быстро. Страшно быстро. А пока подумай о том, что нет на свете ничего непогрешимого. Наставники могут ошибаться, а собственный народ вести себя алчно, мерзко и бессердечно. Это пригодится тебе, когда ты взмахнешь секирой над чьей-то чужой головой. Быть может, это поможет тебе вырасти гномом, а не цвергом.
Тихонько вздохнув, она вынула из-за пазухи маленькую зеленую бусину на тонкой золотой цепочке.
— А пальцы у эльфов длинные, чуткие и нежные, — шепнула она бусине. — И никаких когтей на них нет. Знаешь, может, я и не доживу… но если вы совсем-совсем сюда не вернетесь, то клянусь Владыками Подземного Пламени — после смерти я превращусь во что-нибудь очень отвратительное, отыщу вас, где бы вы ни скрывались, и надеру ваши длинные кроличьи уши, понятно?!
Гномы совершенно не умеют играть на лютнях, — пробурчала она мгновением позже, запихивая бусину обратно за пазуху. — Мне б еще разок эльфью лютню послушать, а там и помирать можно…
Кто-то выжимал тучи, как хорошая домохозяйка стираное белье. Конские копыта месили дорожную грязь, разбрызгивали лужи. Пасмурнее неба было только настроение всадников. Полдня в седле, одежка — насквозь, а тут еще и гроза ко всему. Мало приятного. Впрочем, на лице одного из всадников то и дело высверкивала улыбка, словно драгоценный доспех из-под покрытого дорожной грязью плаща.
В небе вновь загрохотало. Дождь на миг приутих, словно бы задержав дыхание, а потом хлынул с удвоенной силой.
Руперт Эджертон, герцог Олдвик, улыбнулся и поторопил коня. Ничто не могло испортить его хорошего настроения.
— Милорд! — плаксиво воззвал кто-то из слуг. — Здесь трактир, милорд!
— Постоялый двор, — жалобно поддержал другой. Герцог вновь улыбнулся. В таком настроении, как у него, — пара пустяков скакать всю ночь под проливным дождем и встретить рассвет на стенах собственного замка, чтобы потом тихо-тихо пробраться в спальню к своей жене и разбудить ее поцелуем. Но это у него такое настроение. Несчастные, промокшие слуги в этом не виноваты. Они тоже люди. Им хочется поскорей оказаться под крышей. В тепле. У очага. Выпить кружку подогретого вина, чтоб потом в носу не хлюпало. Высушить одежку. Видит бог, они имеют на это право.