Ислам и мир: восток глазами классиков
Шрифт:
Исмагил Шангареев
Не секрет, что многие русские поэты искали вдохновения в «персидских мотивах», в самом духе персидской культуры. И это закономерно, если учесть, каким богатством красок и скрытых смыслов отличается наследие Руми, Саади, Омара Хайяма. Однако по глубине погружения в духовное пространство Персии Хлебников продвинулся дальше всех своих «братьев по цеху». И несомненно, не одни только биографические впечатления тому причиной. И вот почему. Душа Хлебникова не чувствовала себя гостьей в этом неведомом для неё пространстве, а ум устремлялся к смыслам Востока как одному из главных путей будущего России.
В струны великих, поверьте,Нане играет Восток.Нурали
Многие исследователи творчества Хлебникова считают, что конфликт Запада и Востока раскрывает его поэма «Хаджи-Тархан». Если в поэме «Труба Гуль-муллы» Хлебников автобиографичен, то в «Хаджи-Тархане» он космогоничен, так как пытается смотреть на проблему Запада и Востока в масштабах законов Вселенной. Известно, что поэт выдвигал идею о том, что всё во Вселенной подчиняется единым законам, а также пытался при помощи поэзии связать время и пространство. Общую теорию относительности, опубликованную Альбертом Эйнштейном в 1915–1916 годах, Хлебников назвал «верой четырёх измерений», где четвёртое измерение – время. В «Хаджи Тархане» он описывает то, что смог разглядеть с расстояния своего воображения, обозначив основы исторического пространства как «Запад – Россия – Восток».
При этом доминанта принадлежит Востоку.
Исмагил Шангареев
Хочу уточнить. В понятие Восток заложены также две основных проблемы: 1) взаимодействие славянского этноса и тюркского этноса, в основном татар 2) ислам и русские. Немецкий исследователь – князь Дмитрий Святополк-Мирский в книге «Восток в творчестве Велимира Хлебникова» на первый план в «Хаджи Тархане» выдвигает оппозицию «запад – восток», утверждая, что поэт производит замену «окна в Европу» «окном в Азию», «зовет повернуться спиной к Европе». Этим, по его мнению, объясняется характер изображения в произведении «немцев», русских и мусульман. «Немцы» – враги России, русские и мусульмане едины. Примерно в том же ключе интерпретирует поэму японский учёный Икуо Камеямо. «В основе этой поэмы, – утверждает он, – лежит конфликт между двумя культурами: Астрахань и Петербург. Для Хлебникова Петербург (окно в Европу) остаётся объектом осуждения».
Здесь важно отметить, что Хлебников видит в исламе нечто органичное для России, отмечая:
Ах, мусульмане те же русские,И русским может быть ислам.Милы глаза, немного узкие,Как чуть открытый ставень рам.Примечательно, что, говоря о мусульманах, Хлебников имеет в виду тюркские племена Поволжья и Центральной Азии, большинство которых имеют характерные раскосые глаза. В статье «Спор о первенстве» (1914), написанной вслед за «Хаджи Тарханом» и посвященной философии времени и законам смены поколений, поэт последовательно доказывает, что ислам – это «вера сердца», противостоящая «вере разума». «Отыскивая земное в земном, можно сказать: ум от звезд, сердце от солнца. Но ислам возник в знойном поясе, вблизи от солнца; как вера Солнца. Месть и страсть».
Нурали Латыпов
Для нас также интересная точка зрения высказывается Николаем Степановым в монографии о Хлебникове, где он вносит уточнение:
«…монтаж идет по линии сопоставления разных национальных культур, разных эпох, а основная идея поэмы – во взаимодействии «азийских» и «славянских» народов». Иначе говоря, о проблеме формирования тюрко-славянского союза как основы этногенеза в будущем. При этом надо не забывать, что поэма Хлебникова воспевает красоту природы дельты Волги, возвышающее и облагораживающее мирное сосуществование её народов, их единство с природой. Вместе с тем все смыслы поэмы как бы фокусируются в образе города, который является неким символом утверждения идеи Азии в поэзии Хлебникова, как бы теперь сказали, творческой площадкой, художественного осмысления историко-национального своеобразия России.
На мой взгляд, главное в этой поэме – тема тюрко-славянского единства. Убеждён, что в этом суть хлебниковской концепции – «мусульмане, те же русские», сходство и родство, несмотря на различия, не взирая «стрелы» и «кровь», исторически пролёгшие между Россией и Азией.
Многие исследователи наследия Хлебникова не берут в расчёт, что он был не только поэтом – мастером словотворчества, но человеком, мыслящим цифрами, конструкциями, орбитами планет. Олжас Сулемейнов
Как он сам писал:
Я в мозгу
Уста<ми> <?> Воспом<инания> <?> лич<ины> <?> 43
Подмостки перенесены из мира в мозг, [так как ибо этот второй] законы мозга более гибки, чем мира, мыслимое больше бывающего.
Так, внутри себя он прокручивал:
Ах, вечный спор горы и Магомета,Кто свят, кто чище и кто лучше.На чьем челе Коран завета,Чьи брови гневны, точно тучи.Гора молчит, лаская тишь.Так создавались многие его произведения, среди которых особое место принадлежит «Детям Выдры» – произведению в достаточной степени сложному, насыщенному «вселенской» символикой, превращениями и перевоплощениями образов и персонажей, когда Сын Выдры выступает в различных исторических, национальных, предметно-вещных и человеческих ипостасях (например, утёс выступает в образе Прометея, а Александр Македонский – в образе Низами.
Исмагил Шангареев
Да, вы правы, свехрповесть «Дети Выдры» это взгляд сверху и одновременно изнутри на «паруса» всемирной истории. («Сверхповесть» – термин Хлебникова, введённый им для обозначения новой текстовой реальности, заключающейся в сочетании как бы не сочетающихся друг с другом текстов). Каждый раздел этого произведения-пространства назван «парус», который возникает в определённом времени и привязан к конкретным событиям. Для нас в этом пространстве важна Азия, с которой собственно начинается этот калейдоскоп образов и событий. Как писал Хлебников: «В «Детях Выдры» я взял струны Азии, её смуглое чугунное крыло ‹…› Восток дает чугунность крыл Сына Выдры ‹…› Я задумал построить общеазийское сознание в песнях…».
Нурали Латыпов
Вот он, ключ ко всему, что создавал Хлебников в пространстве «Россия – Азия»! И как удивительно точно и верно выбрано направление действий – построить «общеазийское сознание в песнях».
В книге «Аз и Я» Олжас Сулейменов писал, что «…Показания языка неожиданны. Он свидетельствует, что с дохристианских времен славяне мирно общались с тюрками. Вместе пасли скот и пахали землю, ткали ковры, шили одежду, торговали друг с другом, воевали против общих врагов, писали одними буквами, пели и играли на одних инструментах. Верили в одно. Только во времена мира и дружбы могли войти в славянские языки такие слова тюркские, как – пшено (пшеница, сено), ткань, письмо, бумага, буква, карандаш, слово, язык, уют, явь, сон, друг, товарищ…». И вот что ещё важно: «общеазийское сознание» в понимании Хлебникова это не шаг внутрь, в замкнутость системного единства Азии. Нет! Напротив, так Хлебников начинает конструировать путь на Запад, создавая Евразийское пространство, которое у него не просто открытая, а сверхоткрытая система не только планитарного, но и космического масштаба.
Исмагил Шангареев
Главные смыслы раскрытия «общеазийского сознания» как неотъемлемой части масштаба Всемирной культуры содержаться, на мой взгляд, в 3-ем парусе «Детей Выдры», где в полной мере раскрывается духовный потенциал «Искадер-наме», синтезированный с традициями мировой «Александрии». В третьем парусе мы наблюдаем метаморфозы «общеазийского сознания» расширяющегося до масштабов западно-восточного духовного единства.
По мысли Хлебникова, задача «Детей выдры» заключается в «творении дела», которое выражало бы дух материка. Мозг земли не может быть только великорусским. Лучше, если бы он был «материковым». Хочу уточнить материковым в пространстве и славяно-тюркского исторического времени. Это важно для будущего единства народов России, формирования национальной идеи на основе «общеазийского сознания в песнях», которые, как «Слово о полку Игореве», создано на славянском и тюркском языках.