Ислам и мир: восток глазами классиков
Шрифт:
В «Книге знания», которая сейчас у меня в руках, величайший мыслитель мусульманского мира Абу Али ибн Сина писал: «Возможно найти такого редкого человека, – пишет он, – который если захочет, то поймет все науки подряд в течение одного часа, потому что он связан с действующим умом так хорошо, что ему не надо думать, словно ему откуда-то подсказывают».
Далее мыслитель делает вывод: «Такой человек должен быть источником учения для человечества». И далее он пишет: «Мы сами видели такого рода человека. Он изучил вещи мышлением и трудом, но при наличии силы догадки он не нуждался во многих трудах, и догадки его о многих вещах соответствовали тому, что было написано в книгах. Таким образом, ему не надо было читать много книг и трудиться над ними. Этот человек в возрасте 18–19 лет усовершенствовался в науках: философии, логике, физике, метафизике, геометрии, астрономии, музыке, медицине и прочих сложных науках до такой степени, что не встречал себе подобного».
Исмагил Шангареев
18–19-летний Толстой полностью соответствует описанию юного гения в «Книги знаний» великого Абу Али ибн Сины. Он ищет свои пути саморазвития, дабы вспомнить, кто он на самом деле, какие задачи перед ним поставил Господь. Так начинается его путь к Аллаху, на котором только он и его великая миссия писателя, творца произведений, в которых должно отразиться время. И вот в этот момент он решается завести дневник, чтобы использовать его для самоконтроля, чтобы иметь тайного молчаливого собеседника, которому можно доверять самые сокровенные мысли.
И дневник действительно стал для него той нитью Ариадны, которая помогла ему найти дорогу из лабиринта юношеских исканий?
Нурали Латыпов
Безусловно. Дневник создал для него, как бы теперь сказали, виртуальный университет, способ самоорганизации, личной осознанной системы самодисциплины.
Дневник Льва Толстого
Вот как сам юный Толстой писал об этом: «Я никогда не имел дневника, потому что не видел никакой пользы от него. Теперь, когда я занимаюсь развитием своих способностей, по дневнику я буду в состоянии судить о ходе этого развития». И новая запись: «Хотя я уже много приобрел с тех пор, как начал заниматься собою, однако ещё всё я не доволен собою. Чем далее продвигаешься в усовершенствовании самого себя, тем более видишь в себе недостатков». Этот диалог позволил ему не только углубиться, но и правильно оценить окружающую его действительность, отмечая в своём дневнике: «Главная же польза состоит в том, что я ясно усмотрел, что беспорядочная жизнь, которую большая часть светских людей принимают за следствие молодости, есть не что иное, как следствие раннего разврата души».
Исмагил Шангареев
Здесь же Лев Толстой сравнивает «Наказ» Екатерины с сочинением Ш. Монтескье, то есть занимается учебной работой. Через неделю он ставит сам себе шесть правил, пока только для работы, порученной ему профессором Мейером:
1) Что назначено непременно исполнить, то исполняй, несмотря ни на что.
2) Что исполняешь – исполняй хорошо.
3) Никогда не справляйся в книге, ежели что-нибудь забыл, а старайся сам припомнить.
4) Заставь постоянно ум твой действовать со всею ему возможною силою.
5) Читай и думай всегда громко.
6) Не стыдись говорить людям, которые тебе мешают, что они мешают; сначала дай почувствовать, а ежели человек не понимает, то извинись и скажи ему это».
За несколько дней до отъезда Толстой прямо ставит на страницах дневника вопрос: «Какова цель жизни человека?» И тут же пытается ответить на него: «Я был бы, несчастливейшим из людей, если бы не нашёл цели для моей жизни – цели общей и полезной. Теперь же жизнь моя будет вся стремлением деятельным и постоянным к этой одной цели».
Юноше шёл тогда девятнадцатый год… Он твердо верил в успех выбранного им пути. Впоследствии Лев Николаевич запишет в своём дневнике, что здесь, в Казани, при всей внешней пустоте великосветской жизни он в первый раз понял, что ему надо жить самому, самому избирать путь, самому отвечать за свою жизнь перед тем началом, которое дало её.
Нурали Латыпов
А были у Льва Николаевича в тот период знакомые среди татар?
Исмаил Шингарев
Известно, что Лев Толстой был знаком и вёл переписку с Гайтаном Ваксовым, руководителем мусульманского движения «ваисовцев». Лев Николаевич даже называл его братом. В письме секретарю журнала «Мусульманин», говоря о ваисовском движении, Толстой сравнивал его с «бабидским» движением в Персии: «…Другую секту магометанскую я знаю в Казани. Секта эта называет себя «божьим полком», или по имени своего основателя – ваисовцами». С моей точки зрения, это были движения, возникшие под влиянием социальных противоречий, несли в себе политическое начало и к традиционному исламу никакого отношения не имели. И видимо, не случайно, именно ваисовцы стали союзниками большевиков. Кстати, сам Толстой подчеркивал, что исламу необходимо «откинуть всё неестественное, внешнее в своём вероучении и в основу поставить основное религиозно-нравственное учение Магомета».
Однако в свете нашей беседы, важно, что Толстой был связан с Казанью не просто, как большинство русских дворян, пребыванием на территории, а знал и понимал религиозные течения, живо интересовался вопросами ислама и, может быть, уже тогда сделал для себя духовный выбор.
Нурали Латыпов
Вы считаете, что есть основания полагать, что уже в годы ученичества Толстой мог встать на путь, как он её называл, «новой религии»? Не принять, но открыть её для себя, как духовный портал в поисках Истины, которая была для основой жизни и творчества.
Исмагил Шангареев
Полагаю, что нет смысла обсуждать эту тему, пытаясь давать какие-то личные оценки. Так работает большинство литературоведов. Я не литературовед и не пытаюсь выступать в подобном качестве. Знание Корана дает мне право смотреть в прошлое с почитанием и восхищением, ибо история – то, что было предначертано Аллахом. Всё что я хочу, – это то, чтобы наши дети, мои сыновья знали правду об основах Российской культуры, о важности признания тюрко-славянских духовных скреп, которые, собственно, и есть основа национальной идеи России, каркас, на котором должно держаться единство нашей многонациональной страны.
Сегодня очень важно прислушаться к истории, не переписывать её в угоду сиюминутным политическим требованиям, а прислушаться. Научится слушать и понимать сказанное 100, и 1000 лет назад так, словно это говорится нам, и для нас. Тогда не понадобятся долгие рассуждения о том, бы ли Лев Николаевич мусульманином. Это будет и так понятно.
Завершая первую часть нашего разговора, которую мы условились назвать «Все дороги ведут в Казань», хочу, чтобы наши читатели ознакомились с известным историческим документом, известным как «Письмо Л. Н. Толстого об исламе и христианстве. Письмо в Казань». Не буду приводить его полностью, поскольку жанр интервью предусматривает некоторую динамику, активный диалоговый режим. Позволю себе привести лишь несколько цитат.
Письмо в Казань. Цитата первая
«Не могу не одобрить желания ваших сыновей содействовать просвещению татарского народа. Не могу судить о том, насколько при этом нужен переход в магометанство. Вообще должен сказать вам, что, не признавая государства, я считаю излишним и всякое формальное заявление кому бы то ни было о том, к какой человек принадлежит вере. И потому думаю, что если сыновья ваши и захотят усвоить магометанские взгляды, предпочтительно перед православными, то им не нужно бы и заявлять об этом, т. е. о своём переходе от одного вероисповедания в другое. Может быть, это необходимо, но я об этом судить не могу, и поэтому ваши сыновья должны решить сами, заявлять или не заявлять им об этом предержащим властям».