Испанская хроника Григория Грандэ
Шрифт:
Поезд в Испанию ожидало еще несколько человек. По всему было видно, что эти люди, как и мы, ехали сражаться с фашизмом. Холодно и подозрительно смотрели на нас два французских жандарма, проверявшие документы. Протяжный свисток вывел меня из раздумья. Послышались шипение пара и приглушенный грохот медленно подходившего поезда. Маленький паровоз вытащил из туннеля потрепанный вагон и остановился у края платформы. Пассажиров было немного, и без задержки поезд тронулся в обратный путь, тотчас погрузившись в прохладный сумрак туннеля. Несколько минут во мраке — и мы опять под ярким солнцем. Вот и первая испанская станции Портбу. В станционном здании со стеклянной крышей, сильно поврежденной воздушной бомбардировкой, было пустынно. Здесь не пахло сдобными булками, как в Сербере. На стенах висели красочные плакаты — остались от тех дней, когда переполненные поезда привозили в Испанию иностранных туристов.
Вокзал стоял на площадке, вырубленной в скалистом склоне горы, и от него вниз, к рыбачьей деревушке, круто падала улочка, вымощенная каменными плитами. Только один человек, дежурный по станции, встретил нас на замусоренном перроне станции Портбу. От него мы узнали, что поезд на Барселону уйдет вечером, часов в семь, теперь же было десять утра. Времени оставалось много.
Ко мне подошли молчаливые спутники. Их было семеро: англичанин Даниэль (он пал потом в бою под Ирупете), двое латышей — Валли и Герт (они попали в 11-ю интербригаду, и последний раз видел я их в бою под Гвадалахарой) и четверо болгар (их я больше не встречал). Мы не знали друг друга, но первое чувство дружбы между нами уже возникло.
По перрону, покрытому битым стеклом и штукатуркой, вышли мы со станции и зашагали вниз. Простые дома с выгнутыми решетками на окнах, казалось, стояли столетия, истертые каменные плиты, по которым мы шли, были такими же немыми свидетелями прошедших времен.
Внизу, как зеркало в оправе, поблескивала маленькая бухточка, окруженная зубчатыми скалами. Только с юга виднелся узкий выход в открытое море. В граните скал вырублены причалы, к ним жались рыбачьи лодки. В конце улочки, где берег отлого спускался к воде, была маленькая площадь с квадратным фонтаном, у которого росла старая пиния. Под плоском кроной пинии расставлены колченогие столы деревенской таверны. Неотразимой прелестью веяло от всего вокруг, такого простого и будто бы уже знакомого.
— Буэнос диас, сеньорес! [2] — приветствовал нас пожилой испанец, хозяин таверны. Ему очень шли черный берет, широкая белая рубашка и брезентовые рыбацкие штаны, подпоясанные черным шарфом.
Нам сдвинули два стола.
— Есть вино, рыба, фрукты, — предложил он, проводя заскорузлой рукой по выскобленным доскам стола.
— Муй бьен! [3] — ответил кто-то из нас, впервые используя свой скромный запас испанских слов.
2
Добрый день, сеньоры! (исп.)
3
Муй бьен — очень хорошо (исп.)
В ожидании еды мы молча глядели по сторонам. Мы почти не понимали друг друга, еще не пережили вместе ни горя, ни радостей. Каждый был погружен в свои мысли и чувства. Для нас все здесь было необычным, но вместе с тем Испания казалась уже близкой и даже родной, ведь мы приехали сражаться за счастье ее народа и, быть может, погибнем здесь.
Вода в бухте была неподвижной. Крепко пахло морем. Летали крикливые чайки. Кое-где на скалах росли пинии, их черно-зеленые силуэты четко вырисовывались на безоблачном небе. Хорошо было сидеть молча и смотреть на все это…
Из черного провала дверей таверны вышел хозяин. Он принес два графина мутно-красного вина и, покуривая черную сигару, уселся на корточках возле меня. Хлопнув по колену, спросил: «Интернационалиста?» Я кивнул в ответ. «Камарада!» — протяжно произнес испанец, дружески улыбаясь. Прошло еще несколько минут, девушка принесла нам на деревянном подносе овощи и сковороду, на которой в кипящем оливковом масле шипели куски жареной рыбы. Все принялись за еду, запивая ее кисловатым и терпким вином. Солнце поднялось уже высоко. Тени ушли в скалы, и чаша бухточки теперь была ярко освещена. Из-за угла на площадь вышли двое. На груди тоненького юноши с блестящими, зачесанными назад волосами висела гитара; высокий слепой старик с неподвижным лицом держался за его плечо.
— Буэнос диас, сеньорес! — произнес юноша, и старик, как эхо, повторил приветствие.
Гитарист сел на стул и легким движением тронул струны. В глубине гитары родились тихие звуки — музыкант заглушил их ладонью. Старик стал за его спиной. Едва заметным движением он надавил на плечи гитариста, и тот начал вступление. Тонкие ловкие пальцы быстро перебирали струны, полились звуки. Закончив вступление, гитарист заглушил ладонью последние звуки и тогда запел слепой. Его голос был глух, но приятен, мотив песни печален и необычен для нашего слуха слов мы не понимали.
Вокруг собрались жители деревушки. В паузах они произносили непонятное звучное слово «оле!». Оно дополняло песню и в то же время казалось одобрением ее. Старик кончил. Музыкантам мы поднесли вина. Медленно выпив, слепой опять подал знак гитаристу. Теперь старик пел плясовую. Гитара буйно звенела, кончиками пальцев музыкант постукивал по деке, и нам слышался стук кастаньет и каблуков танцоров.
Много несен услышали мы в тот день на крохотной площади рыбацкой деревушки. А когда под вечер медленно поднимались к станции, страна казалась нам уже знакомой и близкой.
Поздней ночью мы прибыли в Барселону. Большой город был затемнен. Здесь уже была война и пахло гарью недавно потушенных пожаров. Город бомбили итальянские самолеты, прилетевшие с Балеарских островов.
День мы провели в Барселоне, а ночью опять в путь. На этот раз в автомобиле по прекрасному шоссе. Впереди Валенсия. По этой прибрежной дороге в глубокой древности шли готы, тяжелые римские легионы и скакала конница мавров. Вот следы римского владычества — триумфальная арка, воздвигнутая в честь какого-то императора, вот грандиозный виадук водопровода. Слева — теплое Средиземное море, справа — бесконечные благоухающие апельсиновые сады, а за ними — гряда невысоких гор.
Подъезжая к Валенсии, мы увидели итальянские бомбардировщики. Черные клубы дыма поднимались над городом. Слышались глухие разрывы, частая стрельба зенитных орудий. Небо было усеяно белыми облачками от многочисленных разрывов снарядов. Откуда-то с юга появились республиканские истребители, они отогнали итальянцев, и мы, проследив их полет, продолжили путь. На улицах Валенсии уже было много народа, с воем проносились санитарные автомобили. Под пышными, высокими пальмами сквера, как заснувшие слоны, стояли огромные крытые грузовики, застигнутые бомбежкой на пути к фронту.