Испанский дневник
Шрифт:
– Этот человек связан с Начо Энеа…
– Стоит только обратиться в Начо Энеа…
– Эти сведения – из Начо Энеа…
– Остерегайтесь, Начо Энеа обратило на вас внимание!..
Никто не поверит, что не знаешь о Начо Энеа и где оно находится. Конечно, в Сен-Жан де Люс! Я поехал искать Начо Энеа.
Сен-Жан – маленький, накаленный солнцем городок. Одна сторона его – простонародная, рыбацкая. В бухте сотни баркасов, пахнет смолой, пенькой, рыбой. Из лодок пересыпают в мокрые корзины серебристый тяжелый улов. Здесь
На зеркальных окнах справочного киоска заманчивые надписи: «Посетите Испанию, край чудесной природы и людей, отдохните на ее летних и зимних курортах». Конечно, надписи сделаны давно. Ну, а сейчас барышня в киоске спокойно разъясняет: сейчас проехать в Сан-Себастьян нельзя. Нет сезона. Ввиду войны. А на три дня? Нет, и на три дня нельзя. Война, невмешательство, контроль. Туризм временно прекращен. Ведь мсье турист? Конечно, теперь ведь все туристы…
Обмен улыбками.
– Мсье турист из…
– Из Голландии, конечно.
Барышня смеется.
– Почему обязательно из Голландии? Есть и такие, которые прямо из Германии. Но вы ведь, наверно, знаете, куда вам надо обращаться.
– Я забыл… Какие-то непонятные два слова.
Барышня кокетливо строга:
– Если вы забыли, я вам напоминать не стану. Надо было записать. Это направо, за «Баскским баром», и потом вверх по аллее, вдоль парка.
На площади, чтобы не заблудиться, спрашиваю у полицейского Начо Энеа.
– Вверх, за «Баскским баром», по аллее.
Велосипедист, нянька с колясочкой и бровастая дама любезно направляют туда же. Испанский священник на тот же вопрос коротко отвечает:
– Идите за мной. Я направляюсь туда.
У самого входа, несмотря на знойный полуденный час, оживление, стоят пять машин; из одной люди выходят, в другую усаживаются. На воротах лаконическая надпись: «Начо Энеа». По-баскски это значит: «У себя». За каменной стеной, в глубине сада, спрятан большой дом, стрелки и надписи ведут к нему. В доме обитают не баски, а испанские фашисты. Но они здесь у себя.
Внутри дома настоящая посольская или консульская канцелярия. В приемной куча ожидающих, на стенах фашистские, монархические плакаты и флаги, кружки для пожертвований на мятежную армию и «испанскую фалангу», проспекты сан-себастьянских, севильских, бургосских гостиниц. Над камином пришпилена инструкция по переходу границы. Нужно: 1) иметь выездную или транзитную французскую визу, 2) получить разрешение военных властей, 3) дать просмотреть багаж на таможне, 4) пройти пешком мост…
Секретарь с кучей бумаг шныряет туда и обратно. С некоторыми посетителями он объясняется сам, других пропускает за плотно закрытую дверь, к высшему начальству… С меня хватит и секретаря.
– Что
– На несколько дней в Сан-Себастьян. Из Голландии.
Секретарь интересуется паспортом, но я предпочел забыть его в гостинице.
– А как с выездной французской визой? Есть она у вас?
– Пока нет.
Секретарь размышляет.
– Тогда обратитесь к господину Беренвилю. Вы найдете его в «Баскском баре», в конце аллеи, внизу. Возьмите с собой анкетный листок. Верните его заполненным.
Анкета содержит обычные в таких случаях вопросы и адресована командиру Шестой дивизии в Бургосе.
Покидаю Начо Энеа с легким чувством разочарования. Никакой таинственности! Просто-напросто посольство фашистских мятежников на французской территории.
«Баскский бар» оказывается шикарным французским кабаком-дансингом. Такие учреждения обычно открыты только по ночам. Но нет, здесь и сейчас есть публика. За двумя столами оживленно пьют пиво и болтают на берлинском диалекте здоровенные молодые люди. Типичная стрижка рейхсвера: кругом головы под машинку, на макушке – намасленный пробор. Явные туристы, бесспорно из Голландии…
Официант у стойки понимает, что я пришел сюда в час дня не танцевать.
– Вам, наверно, нужно мсье Беренвиля? Он в Начо Энеа, вернется с минуты на минуту. Эти господа его тоже ждут.
– Нет, я уж зайду в другой раз.
Господин Беренвиль – лидер местных фашистов и руководитель переправы к Франко. «Баскский бар» – его приемная. Это все в порядке вещей. Гораздо более трогательно другое. В трехстах шагах от Начо Энеа, в другой вилле, проживает безвыездно с начала фашистского мятежа господин Жан Эрбетт, числящийся до сих пор послом Франции при республиканском испанском правительстве.
…Отсюда недалеко до Беобии. Вот Беобия. Река, пограничный, или, как его здесь называют, интернациональный, мост. У моста – французская таможня, жандармы, полиция, контрольно-пропускная будка. Изредка подъезжают автомобили, из них выходят богатого вида господа, на секунду заглядывают в будку и сейчас же идут по мосту на испанскую сторону.
Пограничники рассказывают:
– Третьего дня сюда опять перебежал унтер-офицер из фашистской армии. Ну и стрельбу же открыли они по нем! Прямо чудо, что никого из нас не убили!
– Неужели так и стреляли по французской стороне?
– А как же! Из пулеметов. Посмотрите сами.
В самом деле, стены домов, обращенные к границе, изрыты пулями. Несколько пуль попало даже во французский пограничный знак, сбили с него эмаль.
– И вы ничем не ответили?
– У нас не было приказа.
– По вас стреляют из пулеметов через границу – и вы ничем на это не реагируете?
Офицер-пограничник грустно разводит руками.
– Поверьте, если бы нам дали возможность, мы показали бы, что можем охранять честь французской границы.