Испанский дневник
Шрифт:
На час дня мне назначил прием дон Мануэль Асанья. Во дворе бывшего королевского дворца шумно, много автомобилей, среди них некоторые с грязью проселочных дорог на крыльях. Подлетают военные мотоциклетки. Среди дворцовых ковров и гобеленов тоже много офицеров, карт, пишущих машинок, телеграфных аппаратов. Смахивает на то, что именно здесь тот главный штаб, которого нет пока в военном министерстве.
Сам Асанья тих, задумчив, заметно постарел за эти пять лет.
В Испании, стране пышной дворянской роскоши и дикого деревенского невежества, народ простодушно и преданно чтит интеллигенцию. <…> Асанья, философ
Избирательная победа Народного фронта привела Асанью в Национальный дворец, как официального главу государства. Личная живость и активность не позволили ему стать чисто представительской фигурой. Наоборот, для друзей и врагов имя Асаньи стало символом активной обороны демократической республики от фашизма. Потому и старый королевский дворец оживлен сейчас, как никогда за все свое существование.
С волнением говорит Асанья о героизме и сплоченности испанского народа, который с оружием в руках обороняет демократический строй.
– Несмотря на провокацию фашизма или, может быть, в результате ее наш народ показал свою сознательность, волю и непоколебимость в защите своих прав.
Он очень хвалит Коммунистическую партию за ее организованность и дисциплинированность в боевые дни, говорит о ее огромном авторитете в широких народных массах.
Долго рассказывает о затруднениях с оружием, о возможностях его покупки и доставки, характеризует личности и свойства немногих профессионалов – военных, оставшихся верными правительству… Но в общем командного состава республиканские силы почти не имеют. Его надо создавать на ходу, это не делается в один день.
Он тепло говорит о нашей стране. Подробно расспрашивает, какие формы и проявления имело у нас сочувствие к испанскому народу.
– Передайте советскому народу, что его сочувствие, его внушительная помощь нас глубоко тронули, но не удивили. Мне всегда было ясно, что великая советская демократия не могла не быть солидарной с испанской демократией. Ничто не разделяет нынешнюю Россию и нынешнюю Испанию. Наоборот, есть и будет много общего и сближающего. Я надеюсь на укрепление и углубление культурно-экономических связей между обеими странами.
Он выпрямляется, круглое, мягкое, немного как у старой дамы лицо становится жестче и тверже.
– Испанский народ, его президент, его законное правительство продолжают оставаться на страже своей чудесной страны, ее свободы, ее драгоценной культуры, наша победа будет выдающимся успехом для культуры, прогресса и демократии, успехом всего человечества в борьбе против темных сил уходящего прошлого.
26 августа
Индалесио Прието не занимает никакой официальной должности. Ему все же отведен огромный роскошный кабинет и секретариат в морском министерстве.
Мадридские министерства самые роскошные в Европе. Парижские и лондонские
Прието приезжает сюда утром, диктует ежедневный политический фельетон для вечерней газеты «Информа-сионес». Затем до обеда принимает политических друзей и врагов.
Он сидит в кресле, огромная мясистая глыба с бледным ироническим лицом. Веки сонно приспущены, но из-под них глядят самые внимательные в Испании глаза.
У него твердая, навсегда установившаяся репутация делового, очень хитрого и даже продувного политика. «Дон Инда!» – восклицают испанцы и многозначительно подымают палец над головой. При этом дон Инда очень любит откровенность и даже щеголяет ею, иногда в грубоватых формах.
Лукаво смотрит из-под тяжелых век и говорит на ломаном французском:
– Мелкий буржуа осчастливлен вашим вниманием и визитом.
Он произносит, как все испанцы: «пэты буршуа». В 1931 году я отчаянно ругал его в «Правде» за реформизм и соглашательство, я думал – он не читал!
Я спрашиваю его мнение об обстановке. В десять минут он дает очень пристальный, острый и пессимистический анализ положения. Он издевается над беспомощностью правительства.
– А что вы думаете о Ларго Кабальеро?
– Мое мнение о нем вообще известно всем. Это дурак, который хочет слыть мудрецом. Это холодный бюрократ, который играет безумного фанатика, дезорганизатор и путаник, который притворяется методическим бюрократом. Это человек, способный погубить все и всех. Политические наши с ним разногласия составляют существо борьбы в испанской Социалистической партии последних лет. И все-таки, по крайней мере сегодня, это единственный человек, вернее – единственное имя, пригодное для возглавления нового правительства.
– И вы?..
– И я готов войти в это правительство, занять в нем любой пост и работать под началом Кабальеро на любой работе. Другого выхода нет для страны, его нет и для меня, если я сегодня хочу быть полезен стране…
На мраморных площадках широких лестниц болтаются и болтают морские офицеры в шикарных униформах. В баре внизу им сбивают коктейли. По-видимому, они только для этого и собираются здесь.
27 августа
Фашистские самолеты начинают прокладывать дорожку к Мадриду. Сегодня на рассвете они появились над предместьями. Власти запрещают неорганизованную стрельбу по ним, но тщетно. Как только что-нибудь появляется в воздухе, все, у кого есть оружие, начинают беспомощно палить в воздух – из винтовок, из револьверов, из чего попало. Трудно бороться с этим помешательством. Ночью республиканские истребители сбили один трехмоторный самолет, но где и как – не поймешь.
Хорошие новости с Арагона. Там Дурутти перешел вброд Эбро у деревни Пина и вернулся с пленными солдатами и офицерами. В Тардиенте колонна из частей Труэвы заняла новый рубеж – Керро Сангарра.
Встреча со «стариком» в помещении Всеобщего рабочего союза. Здесь типичная обстановка реформистской профсоюзной канцелярии, только взбудораженной сейчас революционным шквалом. Маленькие чистенькие комнатки, многолетние просиженные стулья, бесконечные архивы и архивные чиновники за картотеками. Они смущены непрестанным потоком посетителей, вооруженных рабочих, женщин в штанах, запыленных крестьян из далеких деревень.