Испанский гамбит
Шрифт:
Шел неведомо какой час долгого допроса, к тому же силы Холли-Браунинга были ослаблены введением бромидов.
– Благодеяния и щедрость Британской империи известны всему миру. – С сожалением и стыдом вспоминал он сейчас свои тогдашние слова.
Русский внимательно выслушал, помолчал, размышляя. Затем ответил:
– Я не стал бы отрицать это. Действительно, ваша родина может похвастать и богатством, и великодушием. Но не слишком ли легко вы сами относитесь к вашим словам? Может быть, вы проанализируете реальность с другой точки зрения? Думаю, что результаты будут небезынтересны для вас.
Первым его предательством оказалось
75
Власть, правительство (инд.).
76
Сипаи – наемные солдаты; индусы, вербовавшиеся в английскую армию.
– Реальная жизнь империи, – говорил Левицкий, – в значительной степени зависит от того места, с какого взирает на нее наблюдатель; от того, насколько он приближен к вершине пирамиды власти.
Он улыбался, понимание и сочувствие струились из его внимательных глаз. Он положил руку на плечо Холли-Браунинга, и тому стало приятно. Он полюбил силу и мужество этого человека, как, бывает, начинают любить друг друга солдаты, проведшие долгие месяцы вместе в окопах. Любить не физической, а какой-то духовной, какой-то святой любовью.
– Мне почему-то кажется, что вы начинаете понимать меня, – продолжал искуситель. – А для этого требуется огромное усилие воли. Джеймс, вы, должно быть, самый отважный человек на земле, вы встречались со смертью в бою сотни, может, тысячи раз. Но именно то, что вы пытаетесь сделать сейчас, и есть настоящая отвага. Отвага воли.
Майор с трудом подавил в себе желание подчиниться этому человеку. Был поздний час, они провели вместе так много времени.
– Подумайте над моими словами. Вам дают шанс вступить в мировую элиту. Таких предложений не делают дважды. Нельзя колебаться перед принятием решения стать членом подобного общества, вести жизнь, не запятнанную эксплуатацией и коррупцией. А это очень мощный эликсир.
Истина была прекрасно известна майору Холли-Браунингу и состояла она в том, что большинство людей охотно согласились бы стать шпионами и предать собственную родину. В этом смысле Джулиан отнюдь не был исключением. Предательство по-своему довольно банальная вещь. Левицкий играл на струнах обиды и неудовлетворенности, на струнах чувств, которые все без исключения люди питают либо к тем, кто удачливее их, либо к капризам судьбы, к простой удаче, которая правит триумфами и поражениями человечества. И, играя на них, этот опытный искуситель мог бы всего за пару дней превратить
Стыд за прошлое душил майора. Он ненавидел себя за ту слабость. Ненавидел себя за то, что уступил. И даже сейчас чувствовал, как затопляет его это чувство.
– Да, – сказал тогда в своей камере майор Холли-Браунинг Левицкому в конце их долгого совместного путешествия в 1923 году. – Да. Я сделаю это. Я стану работать на вас.
Он сам верил в то, что говорил. Верил всем сердцем, душой и телом. Верил всем существом.
Спасение пришло, повинуясь внезапной прихоти судьбы, буквально на следующий день, ничего своим приходом не изменив. Когда затем, после серии ярких, но теперь почти полностью забытых приключений, майор добрался наконец домой, он взял отпуск по состоянию здоровья, уехал в далекие горы Шотландии и прожил там отшельником почти год. В его домике напрочь отсутствовало одно – там не было ни одного зеркала. Ибо в течение долгого времени майору был невыносим его собственный облик.
Сейчас, со вздохом жертвы, медленно и печально отдающейся во власть расстрельной команды, он встал и направился к столику у окна. Уселся подле него и уставился на предмет, лежавший перед ним.
Это была книга под названием «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Автор Лоренс Стерн.
Майор потянулся к лампе, ловко выкрутил винт, удерживавший абажур, затем снял и его. Включил лампу, залив сумрак кабинета неприятным, режущим своей остротой светом.
Взял лист бумаги, приготовил вечное перо. Потянулся за книгой и, держа на ладони, некоторое время смотрел на нее, пытаясь сдержать охватившее его волнение.
Напал ли я на нужный след?
«Левицкий, я напал наконец на твой след?»
Он раскрыл книгу и на переднем форзаце увидел роспись Флорри и дату «четвертое января 1931 г.», что означало для майора необходимость начать с тридцать первой страницы, используя в качестве ключа число «4».
Итак, страница тридцать первая. Он с силой перегнул книгу, едва не сломав переплет, острой бритвой вырезал страницу и поднял ее вверх, к лампе. Словно Вифлеемская звезда, блеснуло ему в глаза крошечное яркое пятнышко. Булавочный укол над буквой «л».
Записав ее, майор отсчитал еще четыре страницы и повторил процесс. На этот раз мельчайший, едва видимый лучик света над буквой «е».
Следующая найденная буква оказалась «в», за ней последовало «и».
– Чертовски странно, – пробормотал майор, – должен же я испытывать огромное чувство радости, даже триумфа. Или чего-то подобного. Хотя бы, на худой конец, чувство облегчения. Ничего этого нет и в помине. Все, что я ощущаю, – только смертельная усталость.
Он не испытывал ни малейшего желания что-либо предпринять и меньше всего желал бы разделить свое торжество с новыми партнерами из МИ-5.
– Чаю, сэр? – спросил Вейн, заглядывая в кабинет.
– Нет, благодарю. Пожалуй, я бы выпил бренди. Да-да, так я и сделаю. Садитесь, Вейн, настоятельно вас прошу.
– Хорошо, сэр.
Вейн присел на диван, нескладная, скованная фигура, просто-таки этюд в прямых углах. Холли-Браунинг поднялся, от долгого сидения ощущая напряжение во всех суставах, подошел к письменному столу, выдвинул ящик. Но, неожиданно передумав, он отменил бренди. Лучше он выпьет что-нибудь покрепче. Достал бутылку «Башмилла» и налил две щедрые порции виски.