Исполнитель приговора
Шрифт:
Сноп искр брызнул на одежду. Освещение во всех цехах стало заметно тусклее. Электрод «прилип» к поверхности стеллажа, а из угла раздалась отборная ругань. Сварщик, прикрывая глаза рукой, с диким воплем бросился на Дрона.
– Тебе что, жить надоело?!
– Я думал…
– Индюк тоже думал, – опустив, словно забрало, защитную маску, пробубнил тот и выхватил держатель.
Дрон был ослеплен, но сквозь слезы заметил, как Табанжи резко развернулся в его сторону.
«Сработало!» – догадался Василий, выскочив из сварочного цеха туда, где стояли машины.
– Ты чего? – сделав удивленное лицо, Лавр вышел наружу, как бы невзначай толкнув дверцу «Тойоты», прикрывая от посторонних глаз кейс, и направился навстречу.
– Задумался, – начал громко оправдываться Дрон, – постучал железкой…
– Это же сварочный аппарат! – хохотнул Лавр, беря его под локоть. – Штаны прожег.
– Хрен с ними, со штанами, – Дрон чертыхнулся. – Глаза…
– Зайчика поймал, – спокойным тоном ответил стоящий чуть в стороне Меньшиков. – За пару дней пройдет.
Табанжи с удивлением посмотрел в сторону соседнего цеха, откуда вылетел Дрон, потом на него, затем на свою авторучку и вновь развернулся к своей машине.
Спустя полчаса, морщась и смахивая выступавшие на глаза слезы, Дрон отсчитал полторы тысячи долларов, поймав себя на мысли, что это стоимость подержанного «ВАЗа», и они направились обратно в Завитаевск.
– Как ты думаешь, – сидя на заднем сиденье, спросил Дрон расположившегося рядом Лавра, когда выехали из Верхогорска, – сработало?
– Думаю, да, – отвернувшись от окошка, кивнул тот. – У водителя даже с сердцем плохо стало. Я заметил, как он побледнел.
– А если Табанжи что-то заподозрил?
– Вряд ли, – выдержав паузу, ответил Лавр. – Просто подумал, что прибор сработал на сварку. Их ведь особым тонкостям не учат. Он не сможет проверить его работоспособность без специального оборудования.
– Ты не прав, – возразил из-за руля Меньшиков. – Сейчас приедет домой, достанет из своего шпионского тайничка «жучка» и поднесет эту штуковину к нему. А ну как виброзвонок не сработает?
– Не додумается, – уверенно заявил Василий.
Умид Чемтиев, разменявший пятый десяток лет, коренастый, с аккуратно подстриженной бородой и уставшим взглядом чеченец, работал каменщиком. Второй месяц подряд его бригада строила школу взамен разрушенной во время войны. От места работы до дома было рукой подать, и он не пользовался старенькими «Жигулями», стоящими большей частью в гараже. На бензин нужны деньги, а их катастрофически не хватало. Усталой походкой Умид прошел по улице, расположенной на окраине Грозного, образованной одноэтажными кирпичными домами с высокими, сделанными из металлических листов заборами, вдоль которых тянулся недавно восстановленный газопровод. Часть из них была разрушена, некоторые сильно повреждены. До сих пор пахло гарью, а когда припекало солнце, легкий ветерок доносил откуда-то сладковатый запах разлагающейся плоти.
Остановившись у ворот своего дома, Умид нахмурился. По всей Чечне снуют банды грабителей, боевиков и другой нечисти, а жена не проследила за тем, чтобы калитка была заперта.
Кроме нее, в доме жили семеро детей Умида и его младший брат Тахир. Молодой мужчина, несмотря на родственные отношения, был неприветлив с Умидом, что было большой редкостью для чеченцев, и ему иногда даже казалось, что Тахир попросту тихо ненавидит его. Раньше он таким не был. Всему виной война, во время которой невеста Чемтиева-младшего ушла из дома и не вернулась. Брат пропал вслед за ней, появившись в доме родственника лишь пару месяцев назад. Озлобленный, со шрамом от верхней губы до самого подбородка, который не скрывали густые усы и борода, он неделю провел один в своей комнате, появляясь лишь на завтрак, обед и ужин. На все вопросы отвечал односложно и избегал разговоров.
Умид вошел во двор. Вопреки обыкновению, его не встретили два здоровенных кобеля. Чистокровные кавказские овчарки Казбек и Барс были надежной если не охраной, то сигнализацией в неспокойной столице Чечни. Умида охватила тревога. Почти бегом он бросился в дом:
– Мадина! Тахир!
Обойдя семь комнат и заглянув на кухню, он в недоумении опустился на стул.
– Куда они могли подеваться? – вслух самого себя спросил он, обхватил голову руками, упер локти в колени и уставился в пол. Что могло случиться? С минуту посидев, отгоняя от себя самые страшные предположения, соскочил со стула и бросился в свою комнату. Открыл шкаф. Отодвинул заднюю стенку. Ружье отца и автомат Калашникова были на месте. Он держал их в доме на всякий случай, для самообороны. Вернулся в зал. Огляделся, словно впервые здесь оказался. Немного постояв, снова сел.
Когда в республике воцарилось относительное спокойствие и люди стали возвращаться в разрушенный город, он устроился в строительную бригаду. Мощными бульдозерами, правда, еще под охраной военных, расчищались улицы, на дорогах появились первые автобусы. Стали восстанавливать разрушенные дома, строить новые. Казалось, все кончено и скоро станет как прежде. Пусть не Умид, но хотя бы его дети будут жить в нормальных условиях. Без разрывов снарядов, свиста пуль и гула вертолетов. Однако на деле оказалось не все так гладко. Тем, кто занимался восстановлением разрушенной инфраструктуры и экономики Чечни, нередко приходилось слышать угрозы в свой адрес. Даже родной брат Тахир, несмотря на разницу в возрасте, осмелился как-то намекнуть Умиду, что лучше мастерок и лопату сменить на автомат.
Догадавшись, что все это время Тахир был участником незаконных бандформирований, Умид даже стал побаиваться его.
В далеком прошлом у него была одна из самых мирных профессий, он был летчиком гражданской авиации. Правда, она считалась «малой», но, как говорили его русские друзья, делившие с ним небо, «мал да удал». Что только не приходилось ему делать на своем «Ан-2». Летать в отдаленные аулы за больными, опылять от вредителей виноградники и поля, перевозить фрукты и почту.
Все перевернуло начало девяностых. Сначала прекратились полеты, но пилоты исправно ходили на работу, занимаясь ремонтом своих «Аннушек». Затем, когда к власти пришел Дудаев, на самые мирные машины решили возложить разведывательные функции и даже оборудовали подвески для небольших авиабомб. «На малой высоте и минимальной скорости эту птичку практически невозможно обнаружить современными средствами ПВО», – внушал летчикам приехавший на аэродром заместитель министра департамента по обороне самопровозглашенной республики. Спустя некоторое время русская авиация нанесла удар по авиагруппировке, которая так и не поднялась в небо. Да уже и не смогла бы. Учебно-тренировочные чешские «Л-39» были разграблены. С них сняли все приборы и блоки даже с мизерным количеством золотосодержащих деталей.
Самолет Умида сгорел в Ханкале.
Жестокие бои в городе, как в первую, так и во вторую войну, странным образом обошли дом Чемтиевых. Лишь один раз в саду рванула мина, отчего вылетели стекла, да из пронесшегося вдоль улицы БТРа дали очередь по забору. Потом он несколько раз прятал у себя раненых боевиков.
Находясь в какой-то прострации, одновременно думая о происшедшем, он не заметил, как в оставленных открытыми дверях появились двое бородачей. Лишь когда они оказались рядом со стоящим посередине комнаты столом, Умид вздрогнул и медленно поднял на них взгляд. Без сомнения, это были бандиты. Оба вооружены автоматами. На голове того, что повыше и старше, – кожаная шапочка, сшитая по форме тюбетейки. Из такого же материала безрукавка была накинута на голое тело. Даже сформированные из местного населения отряды ополчения, выступающие на стороне России, старались одеваться приличней.