Исполнитель желаний
Шрифт:
Айна снова замолчала, перебирая пальцем по сенсорной панели, встроенной в рабочий стол.
– У большинства поступающих вызывает вопросы самое последнее Правило в списке, самое знаменитое наше Правило, – полковник Мерроуз подняла глаза и улыбнулась, тонко, с едва уловимой грустной иронией, – я говорю, как вы, наверное, догадались, о Правиле Одной Ночи…
Кирочка опустила глаза. Ей показалось, что Айна вот-вот спросит о том, случались ли в её жизни когда-либо ночные свидания… Но, к её большому облегчению, никакого вопроса не последовало.
– Это Правило тоже плод долгих раздумий нескольких поколений руководителей, – продолжила полковник
2
Доверие рождается трудно; прежде чем позволить кому-то дотронуться до самого нежного, чувствительного, беззащитного, того, что и сам-то трогаешь с опаской, словно языком лунку от вырванного зуба, придётся слой за слоем снять с себя плотную упаковку, запечатанную прошлым, обидами, предательствами, разочарованием…
– Выпьем чаю? – спросила в один из дней после лекции Аль-Мара.
– Так нельзя же… – встревожилась Кирочка.
– Кто тебе сказал? – Легкомысленный смешок.
– Крайст… Вообще нельзя пить чай.
– Ну, с Крайстом, может, и правда нельзя, – согласилась Аль-Мара, улыбнувшись случайной категоричности Кирочкиной формулировки, – он парень… Это совсем другое, опасностей больше… А нам с тобой… Почему бы не выпить чаю, в самом деле?
Кирочке, конечно, хотелось иметь друга, но боязнь быть отвергнутой навсегда поселила в ней робость при сближении с людьми. Кто их знает, вдруг они, заполнив, как в своё время Нетта, часть её внутреннего одиночества, будут так же мучить её, раскачивать душу, то уходя, то вновь возвращаясь?
Аль-Мара была удивительной; когда она говорила, её глаза премилым образом округлялись; Кирочке хотелось смотреть на неё беспрерывно, каждую мелкую привычку Аль-Мары, будь то покусывание губы от волнения или потребность рисовать на полях конспектов, едва успев заметить, Кирочка уже находила очаровательной. Она снова увлечённо наблюдала объёмный многомерный процесс; плавные покачивания копны густых пышных как пена кирпично-русых волос, исполненную достоинства грацию нежных пухлых плеч; Кирочка жадно вбирала в себя улыбки, жесты, приятный немного гнусавый голос. У этого восхитительного процесса было имя. Аль-Мара. Ко всему прочему, эта девушка обладала незаурядным талантом рассказчицы – заслушавшись, можно было просто-напросто забыть о времени, так мастерски художественно и реалистично раскрывалось пространство повествования, что слушатель будто бы сам оказывался на месте событий…
Кирочка
– Чай, кофе, пирожные? – спросила она, шаловливо присаживаясь на барный стул.
– Кофе, – сказала Кирочка, – чёрный, несладкий.
– А я буду чай и два эклера. Возьми и ты себе ещё что-нибудь, – с хитрым прищуром приcоветовала Аль-Мара, – пить голый кофе скучно.
– Как же правило, не помню номер, ну, короче… Где сказано, что не следует потакать своим гастрономическим слабостям. Внедрение в тонкий мир требует умеренности в удовлетворении желаний… – робко напомнила Кирочка.
– Вот когда вспомнишь номер, тогда я и буду соблюдать это правило, – расхохоталась Аль-Мара; её солнечно-медные волосы разгорались в потоке света из окна, делая небольшую кафешку будто бы чуть светлее.
– На самом деле всякое желание, которое ты отрицаешь, от этого только становится сильнее, – изрекла она, придвигая ближе принесённое официанткой блюдо с пирожными, – поэтому, чтобы не стать навеки заложницей эклеров, иногда я позволяю себе их есть.
Кирочка задумчиво болтала малюсенькой ложечкой в своём пахучем эспрессо. Это было совершенно бесполезное действие – сахара в чашечку она не положила, аккуратной пирамидкой кубики лежали на салфетке рядом. В словах Аль-Мары бесспорно было разумное зерно; все несбывшиеся желания так или иначе остаются в душе, некоторые застывают, превращаясь в камни сожалений, некоторые продолжают жить, только тихо, тайно, они ждут своего часа, словно бутоны или набухшие почки.
– Ну, ладно, уговорила, – угрюмо заключила Кирочка, – я закажу тирамису.
Аль-Мара была в теле и не в пример многим девушкам ничуть не стеснялась этого; двигалась она так легко и весело, что со стороны казалось, будто она даже получает особенное удовольствие от своих немодно женственных пышных форм.
Аль-Мара не лезла за словом в карман, и для всех, даже для Крайста, любившего подтрунивать над курсантами, особенно над девчонками, незамедлительно находила такой же искромётный, остроумный и нахально-шутливый ответ. Кирочка очень этому завидовала; сама она, если над ней смеялись, стеснялась, терялась и застывала с мрачной страдающей миной…
Аль-Мара со всеми в группе держалась приветливо и доброжелательно, улыбалась лучисто и девушкам, и молодым людям, но только она никогда не кокетничала, не заводила разговоров о мужчинах и отношениях, среди всех её историй, рассказанных Кирочке, не нашлось ни одной, посвящённой какому-либо чувству её юности – она упорно игнорировала эту тему, так, словно никогда в своей жизни не влюблялась и даже не думала об этом.
Кирочка ничего не спрашивала, хотя ей, конечно, было любопытно; она даже осмелилась поделиться с Аль-Марой своей маленькой сбивчивой историей про Саша Астерса, полагая, что той будет проще раскрыться в ответ.
Но Аль-Мара только нахмурилась, выслушав, вежливо покивала, а затем плавно перевела беседу на другое. Кирочка почувствовала, что после этого разговора Аль-Мара на некоторое время будто бы отдалилась, отгородилась едва ощутимой холодностью, и новых попыток расспросить подругу о её любовном прошлом предпринимать не стала – она решила, что здесь кроется какая-то тайна, призрак прошлого, воскрешать который, возможно, не доставляет Аль-Маре радости; крайне бестактно добиваться от человека откровенности на том этапе отношений, на котором он к ней ещё не готов. Захочет, сама расскажет.