Исполняющий обязанности
Шрифт:
И лицо ее стало приятным, исчезли напряженные морщинки на лбу, растворилась некоторая угрюмость в глазах. Заалели щеки, будто Турецкий отвесил ей невесть какой комплимент.
— А почему вы так отреагировали на провожавших во время похоронной процессии? — вернул ее к теме Александр Борисович.
— Я в этом просто уверена. Он был слабовольный человек, но сделать кому что-то плохое вряд ли смог бы. Поэтому…
— Вы к нему очень хорошо относитесь.
— Увы, теперь уже только относилась!
— Я про память. А она не умирает, как известно. Но с годами
— Увы!
— Так заведете! — радостно воскликнул Турецкий. — Одиночество, Ева, очень неприятная, даже вредная штука! Поверьте, я кое-что понимаю в этом. И потом, ваш возраст, Ева! Вы женщина в самом соку! Кому же и заводить детей, как не вам? Это я уже староват для вас, — скромно потупился он.
— Зато у вас вид вполне благополучный, — чуточку сварливо возразила она.
— Значит, я умею хорошо притворяться, — усмехнулся он.
— Вы? Да вы же прямо на ладони, Саша! — оживилась она. — Хотите, я скажу, о чем вы все время напряженно думаете? Занимаетесь своим следовательским делом, смотрите снимки, расспрашиваете, а сами неотрывно думаете… сказать?
— Подождите, — жестом остановил он ее. — Я, кажется, догадываюсь, о чем вы сейчас скажете. Да, сознаюсь, вы абсолютно правы. Я только об этом и думаю с той минуты, как вошел в вашу квартиру. Ну что теперь поделаешь, раз так случилось? Но ведь я также ни единым словом не выдал своих желаний, верно?
— А глаза? — засмеялась она. И вдруг оборвала смех, сделала строгое лицо. — Скоро девять дней… Я хочу, чтобы душа его, если она еще о чем-то волнуется, успокоилась. А через сорок дней он вообще может… помахать ручкой… Но на девять дней соберутся некоторые его бывшие друзья, из этих, — она кивнула на разбросанные по столу фотографии, — и я должна полностью соответствовать — и внешне, и вообще, вы меня понимаете?
Турецкий внимательно посмотрел на потолок, подумал и сказал:
— Это в субботу?
— Вот именно.
— Фотограф будет тот же?
— Я могу пригласить, если надо. Он, мне сказали, из «Ритуала». Неплохо все вышли, правда? Но только дорого берет.
— Вообще-то я могу организовать вам профессионала, и совершенно бесплатно, но лучше, если это будет все-таки ваш человек, который у остальных ваших гостей на поминках не вызовет подозрений. А позже вы мне назовете его фамилию и укажете, где конкретно он работает, хорошо?
— Как скажете, Саша. Так вот, после этого противного застолья, от которого, к сожалению, нельзя отказаться из-за мерзкого старинного обычая, я буду готова снова встретиться с вами. Если у вас не остынет желание… встретиться.
— Скажу вам тоже честно, — он приблизил губы к ее ушку и прошептал: — Эти два дня превратятся для меня в пытку, — и тихонько чмокнул в ушко.
— Ах какой вы! — сдавленно воскликнула она и буквально вся залилась краской — и лицо, и шея, и обнаженные руки…
По идее, сейчас следовало быстро и ловко подхватить ее на руки, но обычаи… но элементарная порядочность — не торопить женщину, пока она еще не готова, но… Их могут возникнуть в самое
В конце концов, решил Александр Борисович, мы живем в цивилизованном обществе и вынуждены следовать его условностям. И он, вместо демонстрации страстного порыва, лишь провел концами пальцев по ее словно раскаленной руке. Ева в очередной раз тихонько ахнула и беспомощно закатила глаза.
Турецкий тут же поднес к ее губам чашку с остывшим чаем и принудил сделать маленький глоток, который немедленно вернул ей сознание.
— Давай действительно подождем, — просто сказал он, перейдя на «ты». — Уж наше-то наслаждение от нас не убежит… А пока расскажи мне об остальных людях на снимках. Я все-таки, как ты, Ева, изволила уже заметить, в первую очередь следователь, а не обалдевший от красивой женщины случайный гость. Вернее, совсем не случайный. И я всерьез собираюсь найти того мерзавца, который убил твоего мужа.
— Но он же утонул…
— После того как его, не исключаю, профессионально подвигли на это. Я могу появиться у тебя либо в субботу поздно вечером — если гости к тому времени разойдутся, либо в воскресенье с утра. Что тебе предпочтительнее?
— Мне… — она посмотрела на него прозрачными глазами, — желательно, чтобы ты вообще не уходил. Но… я понимаю, что жизнь есть жизнь. И у каждого свои дела и заботы. — Она вдруг упала лицом ему на грудь, ее сотрясли короткие рыдания, а потом она сдавленно произнесла, не отрывая от него лица: — Если бы ты знал, как… Господи, как я безумно устала от всех от них!.. И как я их всех терпеть не могу!..
— Вообще-то я могу тоже явиться на поминки — к сбору, так сказать, гостей и одним своим присутствием избавить тебя от нежелательных приставал. Что скажешь? — Он с интересом посмотрел на нее.
— Это было бы очень хорошо, я даже сама подумала, но… Никто не поймет.
— Нет, понять-то они все поймут сразу, но необходимо ли тебе такое понимание, вот вопрос?
— Я думаю, все-таки не стоит.
— Но про фотографа ты не забудь.
— А может, ты действительно пришлешь своего? И мне будет полегче…
— Хорошо, — ответил Турецкий и подумал о Сереже Мордючкове.
Тот и снять сумеет все что нужно, и напьется в охотку, чтобы отвести от себя любые подозрения. Главное — строго его предупредить, чтобы он до конца держал марку и не растерял по нечаянности морального облика собственного лица, как он сам однажды о себе выразился. Зато утром он сможет «болеть» сколько ему будет угодно.
Александр Борисович взял с собой групповую фотографию, на которой был наиболее отчетливо виден этот неизвестный ему пока Ваня. Подумал, что надо будет его отпечатать отдельно, и было бы совсем неплохо, если бы кто-нибудь из Галиных стариков с Бережковской набережной опознал его.