Исполняющий обязанности
Шрифт:
Ну как было обо всем этом рассказать Саше? Как вообще в глаза ему смотреть, когда в них одно восхищение и никакой похоти? Нет, ну насчет последнего, конечно, перебор, было же отчетливо видно, о чем он думает, глядя на нее. И она бы не возражала, веря в то, что эта их связь не принесет ей ни боли, ни отчаяния, ни стыда от содеянного.
Поэтому, когда он вернулся вечером с кухни, где они курили с генералом Грязновым, то первым делом схватил ее за руку, хитро сощурился и под большим якобы секретом прошептал ей в ухо:
— Давай удерем? Туда! — Он махнул рукой в коридор, где были — она видела — еще комнаты. — Я больше не могу терпеть.
— И я тоже. — Она радостно закивала. — А Слава не обидится, что мы так?
— А ты кричать от страсти не будешь?
— Я подушку закушу зубами, — сияя глазами, заявила она, поднимаясь.
— Тогда не будет…
Никакая подушка ей не понадобилась. Саша поймал губами ее губы и уже не отпускал. А она с самого начала как обхватила его и требовательными руками и сильными ногами, так тоже не отпустила до самого утра. И никакого разнообразия им не потребовалось, все совершалось как между первородными Адамом и Евой, если верить юному греховоднику Пушкину, у которого «увенчанный супруг жену ласкал с утра до темной ночи», а эти — всего-то с ночи до утра, вот и вся разница.
Так и не сомкнув глаз, они тихо поднялись еще в темноте — только начинался шестой час утра.
Поскольку сумка была не разобрана, то и на сборы ушло не более пяти минут, тем более что Саша предупредил ее:
— Там помоешься, все удобства.
Ева собрала и сунула в сумку свои простыни, предусмотрительно захваченные из дому. Они по-воровски, на цыпочках, пробрались в переднюю и покинули квартиру, почти без шума защелкнув за собой дверь.
Дорога до кольцевой автострады, а затем по ней до старой Варшавки и, наконец, до Северного Бутова заняла не более получаса.
Здесь еще тоже по-зимнему царил всеобщий сон. Редкие огни вспыхивали в окнах домов. Снег хрустел под ногами. Дышалось легко, и от свежего воздуха их слегка пошатывало. Впрочем, могли быть и другие причины, все-таки физически напряженная, бессонная ночь.
Но едва они вошли в квартиру и Ева осмотрелась, как она тут же безапелляционно заявила, что на работу ему еще рано, спать ложиться, к сожалению, поздно, а вот отметить свое прибытие сюда — в самый раз. И вопросительно уставилась на Сашу. Тот посмотрел на нее, улыбнулся и крепко обнял, прижав к себе:
— Что ж, я не против.
— Скажите на милость! — воскликнула она. — Он не возражает! Нахал! Зачем же я так долго старалась?
— Ты молодец, — медленно опуская ее на по-прежнему разобранный диван, сказал он. — Только не забывай, ты старалась не одна. Но кричать и здесь не надо, а то теперь могут услышать соседи, я тебе глубоко сочувствую…
Ева снова выкладывалась полностью, без остатка, но в мыслях у нее появилось что-то тревожное. Какое-то недовольство собой, что ли. Что-то она делала не так. Но что?
И в момент очередной передышки наконец поняла. Она не все рассказала ему, вот в чем дело. Нет, про то, что с ней вытворяли полковник вместе с отставным майором, она и под пыткой говорить бы не стала. Другое мучило. Она не сможет долго скрывать имя звонившего. И если промолчать об этом, то будет похоже на предательство. А Еве очень не хотелось, после всего случившегося в эту ночь, доставлять Саше неприятности.
Она только намекнула на это обстоятельство, как он вмиг насторожился, задал один неопасный, наводящий вопрос, другой, и Ева увидела вдруг, что стоит перед дилеммой — либо рассказать ему всю правду, либо немедленно одеться, забрать сумку и покинуть эту квартиру, чтобы больше никогда уже не встречаться с людьми, предоставившими ей очень даже неплохое убежище и массу иных, куда более важных, услуг.
Оказывается, она, уходя из дому, не забыла кинуть в ту же сумку бутылку неплохого коньяку, банку кофе и пачку соленого печенья. Поэтому легкий завтрак был готов через несколько минут — пока закипала вода и откупоривалась бутылка. Одну рюмку — исключительно с устатку, а также для более откровенного разговора — Турецкий мог себе позволить. Впереди минимум два часа свободного времени.
Итак, о чем же шла речь? Он уставился на нее чуть насмешливым взглядом, в котором между тем не содержалось укоризны: вот, мол, обманула! Ничего такого, один интерес. И Ева рассказала все. Ну почти все — опять-таки за исключением своих интимных связей с Огородниковым и Ваней с такой дурацкой, но очень подходящей ему по смыслу фамилией, кажется, Жеребцов. Где-то слышала, но точно не помнит. Но он именно такой — дикий, неотесанный и наглый.
Рассказала и о предложении Огородникова, чем ей заняться. Но вот о приглашении Турецкого поучаствовать в совместном представлении, не сказала. Упомянула только, что среди приглашенных в предполагаемый бордель вполне, по мысли полковника, может быть и Турецкий, как большой любитель грязных женщин. Это она так перевела для себя грубость Огородникова.
Саша слушал, прихлебывая крепкий кофе, покачивал головой. Информация меняла дело, причем основательно. Жаль, что этого момента они не успели вчера обсудить со Славкой. Уж полковника-то милиции Огородникова Грязнов наверняка знал. Интересна была бы его реакция. Ну что ж, раз пока нет — значит, нет. Не будить же его, и так наслушался, поди, приглушенных вздохов, как они ни старались вести себя потише…
— Так что мне теперь делать, — потерянно спросила полуобнаженная женщина, словно забывшая о своем внешнем виде.
— Во-первых, как наверняка посоветовал бы Славка, не брать в голову. Во-вторых, делать все так, как мы договорились…
— Когда? — удивилась она.
И Турецкий вспомнил, что разговор-то у них был вдвоем со Славкой, а передать его Еве он просто не успел — сильно занят был. И теперь он посвятил ее в Славкино предложение насчет проведения поминок в каком-нибудь кафе или недорогом ресторанчике — с минимумом необходимых закусок и питья. Пусть знают, что вдове шиковать не на что, а то уже губы, поди, раскатали!
Ева возразила, что по требованию Огородникова она должна собрать только тех, на кого он ей укажет. И обязательно у себя дома, где и намечается, видимо, тот «базар».
— Перебьется, — небрежно отмахнулся Турецкий. — Скажешь ему, что хозяйка положения в данном случае ты. Что тебе уже звонило множество знакомых, что все собираются прийти, чтобы помянуть безвременно ушедшего, что, наконец, тебе нет дела до каких-то его собственных махинаций. Надо — пусть приезжают в ресторан. Какой, я тебе назову позже, но сегодня же, а до той поры не звони полковнику, пусть помучается… Далее, за твоей квартирой мы устанавливаем наблюдение с фиксацией каждого приходящего. А там посмотрим. Думаю, что то же самое мы сумеем сделать и в отношении Огородникова с Жеребцовым, причем последнего еще предстоит найти. Зря ты не назвала его фамилию раньше, мы бы не потеряли столько времени, — с укором заметил он.