Исполняющий обязанности
Шрифт:
А говорили они больше о приезжих, которые посидели да умчались, и никакой от них пользы местным людям. Другие б хоть гостинцев каких из района привезли, что ли. А эти… Потом они жалели неприкаянного Ваньку, который всего разок-то и удосужился к родителям своим покойным на могилку сбегать. И что ж за судьба у мужика такая? Взрослый давно, даже старый, а все как пацаненок какой? Ни семьи, ни добра… Все-то они знали здесь, в деревне, которая, скорее всего, и перестанет существовать как геодезическое понятие на районной карте вместе с их смертью…
Три дня сидел в засаде Филипп Кузьмич Агеев. Хотел уже плюнуть на все, позвонить Севе и отказаться от почетной роли засадного полка. Но тут посреди дня, даже ближе к вечеру, поскольку стало смеркаться понемногу, а в доме так вообще стало темно, услышал он разговор на улице.
День сегодняшний был солнечный, морозный, так что и голоса разносились далеко.
— Так они чего, так и уехали, не дождавшись? — спросил хриплый, застуженный голос.
— Дак, милай, а кого ждать-то, кады избы пустая? Посидели да отправились на энтой своей, на… вроде «козлика», на котором еще наш покойнай предсядатель ездил. Ишши тяперь!
Потом разговор стал потише. И только полчаса спустя послышались осторожные хрустящие шаги по снегу.
Дверь была незаперта, как в тот день, когда сбежал хозяин. Она медленно заскрипела, потом так же медленно закрылась. По полу избы протопали тяжелые, усталые видно, ноги… Заскрипела лавка, на которую сел человек.
Филя рывком открыл дверь чулана и выпрыгнул на середину избы с пистолетом в руке.
— Руки вверх! — успел крикнуть он и, увидев, как в его сторону тут же метнулись стволы ружья, совершил мгновенный кульбит вперед и на выходе ногами врезал снизу по стволам. Грохнули один за другим два выстрела. Завоняло пороховым, кислым дымом. Жеребцов не успел опомниться, как железные руки вырвали у него ружье, с грохотом отбросили в сторону, а сам Иван с непередаваемой болью врезался лицом в лавку. И сознание его на миг отключилось…
Когда он пришел в себя, то увидел, что сидит на той же лавке, с руками и ногами замотанными липким скотчем. Зрение восстановилось, и он разглядел перед собой незнакомца, который сидел напротив на табурете. Рядом с ним на дощатом столе лежали толстый моток скотча, трубка мобильного телефона и пистолет Макарова.
Заметив, что пленник пришел в себя, Филипп снова утер найденной где-то в избе тряпицей, уже со следами крови, лицо пленника.
— Сам виноват, Иван Михайлович, — без всякого извинения в голосе заметил Филя. — Тебе приказано было поднять руки, а не пытаться меня убить. А ты слабак. От первой же плюхи красные сопли распустил. Ну давай руки освобожу, не подтирать же за тобой… Ты зачем доктору Артемовой, притворившись телефонистом, бомбу в мусоропроводе устроил, а? Ведь погибла женщина. На тебе страшный грех.
Жеребцов молчал, только освобожденными руками взял тряпку и пытался остановить текущую из носа кровь. И еще он продолжал щуриться.
— Кто тебе приказал это сделать? Не хочешь говорить?.. Не надо. Сейчас мой коллега подкатит сюда из Пучежа, мы с тобой еще побеседуем, уже по душам, а потом упакуем в багажник и отвезем в Москву, тебя ждут не дождутся там, где ты еще два заряда ставил — у Баранова и в доме покойного Додика Грицмана. А знаешь, кто тебя ждет больше всех, чтоб поскорее повесить на тебя все эти инициативы? Не знаешь? — удивился Филя, хотя тот ни словом не обмолвился. — Так Петя же Огородников, дружок твой. Он слабее тебя оказался, обгадился на первом же допросе и все выложил… Ну ты помолчи, помолчи, подумай о своем будущем. А мне тоже торопиться некуда — до приезда моего дружка. У него в руках ты запоешь. Отдыхай пока, да и я вздремну, устал тебя ждать… Нет! Я лучше вот что сделаю! Я себе хороший кофе наконец сварю!
И Филипп споро принялся за дело.
Спиртовка теперь горела на столе. Он насыпал молотого, душистого кофе из банки в джезву, налил туда холодной воды и поставил на огонь. Стал смотреть с интересом, как медленно зарождается и поднимается пена. Наконец запах в избе стал нестерпимо приятным, и тогда Филя чуть осадил пену и вылил кофе в чашечку.
По глазам пленника он увидел, что тот нестерпимо тоже хочет кофе.
Филя подумал, держа чашку, потом спросил:
— А что я буду иметь, если отолью тебе пару глотков?
— Да скажу, чего уж теперь… Вы от кого? От Вахтанга? Я ему ничего не должен!
— Нет, мы сами по себе, и ты это скоро узнаешь… Ну ладно уж, так и быть.
На полке у старой печки Филя нашел более-менее чистый стакан и честно отлил туда ровно половину чашки. Протянул Ивану. Тот, схватив горячий стакан обеими руками, стал греть ладони. Потом долго нюхал. И, наконец, слегка отхлебнул.
За совместной трапезой, какой бы она ни была, пусть и такой, мимолетной, рассчитанной всего на три-четыре небольших глотка кофе, приправленного — исключительно для создания атмосферы — малой толикой водки, которую Филя налил из своей фляжки, и разговор завязался как бы сам по себе.
— Это все Баранов, — сказал, словно самому себе, Иван. — Он сука поганая…
— Чем же не угодил? — небрежно бросил Филя.
— Он сам на меня через своих «гиппократов» гребаных вышел. Те дали наколку. Боксер со Шкафом. А я его и знать не знал.
— Но заплатил? — спросил предусмотрительный Филя.
— А куда, падла, денется? Тридцать кусков отвалил. «Зеленью».
— Так мало?
— А та врачиха больше и не стоила.
— Зачем это ему было нужно, не сказал? Не заходил разговор?
— А мне ни к чему. Лишняя морока… Капни еще водочки. — Он протянул к Филе свой недопитый стакан, и Филипп щедро плеснул туда из фляжки. Разговор того стоил.
— Ну закрыли вы вопрос с женщиной, а дальше что? Опять этот Баранов?
— Ну да, я ж говорю… Но Петя потребовал, чтобы я раскололся насчет заказчика. Видно, сами захотели, уже вместе с Вахтангом его за жопу взять. Такой случай! Лучше не придумаешь. Ну, короче, поставил я и ему фугасик, но так, чтоб беды не было. Нет, все по делу, но если не рыпаться, а подходить с толком… А после, я слышал от Пети, они с Вахтангом такую подставку разыграли, будто по их указанию я ставил фугасы. А это фигня. Вот последний, да, это сам Вахтанг приказал. Я подумал, что зря, бабу жалко. Был я с ней уже, хорошая баба… А Петя сказал, что с ней ничего ровным счетом не случится, что это против тех, кто на мой след вышел. Может, на вас грешил, не знаю. Мол, в квартире нас с ним засада ждала и обратно вернется, вот и… Ну как же я сам, козел старый!.. Ведь чуяло сердце, что тут нечисто, а так и тянуло вернуться… да и замерз… Век себе не прощу…
— Зато теперь в «крытке» до конца дней твоих тебе тепло будет. Если не скостят маленько…
— Скажешь тоже…
— Слышь, парень, а когда ты для Артемовой бомбу свою начинял, у тебя совесть не пробудилась, нет? Не мучила?
— У каждого своя работа… Да и не парень я давно…
— Нам известно, что ты отставной майор. А за что тебя из МЧС поперли? Ведь не пенсионер еще?
— Да… — отмахнулся он. — Взрывчатку браткам продал. Дела-то самая малость. А раздули, блин! И все недостачи на меня списали. Хорошо, тогда не посадили, хватило у них совести не вешать все собственные грехи на мою шею. Я б им не простил.