Испорченная безумием
Шрифт:
— Приятно вернуться.
Папа некоторое время ничего не говорил, потом спросил:
— Ты вернулся насовсем?
— Да, — сказал я. — Мое место здесь.
— Тебе потребовалось много времени, чтобы понять это. Твоя мама будет в восторге от твоего возвращения.
Я поднялся на ноги.
— А ты?
Папа притянул меня к себе и сильно похлопал по спине.
— Твое место здесь, — он отодвинулся. — Я думаю, ты знаешь, что не все будут в восторге от твоего возвращения.
— Аврора.
— И Фабиано. Он все еще зол на тебя.
—
— Ты не тот человек, которого я бы выбрал помочь заставить кого-то образумиться. По крайне мере без пыток.
Я ухмыльнулся.
— Я прошел через некоторое самосовершенствование.
— Я надеюсь, что эти обновления лучше, чем те, что на моем телефоне, потому что они делают меня убийцей.
— Мне, наверное, пора спать. Я хочу преодолеть смену часовых поясов и встать пораньше.
Завтра у меня будет напряженный день, полный эмоциональных взлетов и падений.
* * *
Я провел рукой по волосам, когда вошел в особняк после утреннего купания и встречи с Авророй.
Я не ожидал увидеть ее так рано. Было только семь утра. Я пошел на кухню выпить кофе и протеиновый коктейль. Сухая одежда подождет.
Я даже не успел допить свой первый кофе, когда мамин голос заставил меня подпрыгнуть.
— Невио! — я обернулся, но только для того, чтобы она упала в мои объятия и крепко меня обняла. Я положил подбородок ей на голову и подождал, пока она успокоится. Когда она отстранилась, то сильно ударила меня в грудь. — Не смей больше уходить.
— Я не буду.
Она посмотрела на свой теперь мокрый халат, затем подняла глаза на меня.
— От тебя по всему полу вода.
— Больше всего мне не хватало твоего ворчания по утрам.
Она снова хлопнула меня по груди.
— По крайней мере, сними рубашку, если не хочешь подняться наверх и переодеться.
Я стянул рубашку через голову и повесил ее на стул. Мамины глаза сразу же заметили татуировку у меня на груди.
— Что… — она замолчала, когда осознание отразилось на ее лице. — Тебе предстоит много работы, если ты хочешь завоевать ее расположение.
— Я знаю.
Дверь снова с грохотом распахнулась, и вошли Алессио с Массимо.
Они оба, конечно, заметили татуировку.
— Я вижу, ты снова создаешь проблемы, — сказал Алессио, покачав головой, и похлопал меня по руке, прежде чем притянуть к себе для краткого объятия. Затем настала очередь Массимо. Выражение его лица оставалось напряженным. Я предположил, что его беспокоила история с Карлоттой.
— Хорошая работа, — сказал он. — Даже папа не смог бы сделать лучше.
— Я бы попытался отговорить его от этого эмоционального проявления, — сказал Нино, входя в сопровождении Киары. Мое возвращение, должно быть, дошло до всех.
— У тебя есть такие татуировки, — напомнил я ему, но он демонстративно проигнорировал это.
— Ты не остановил его, когда он изуродовал свои половые органы быком, — пробормотала Джемма с порога, кивнув головой в сторону Савио, стоявшего позади
Черт, как же я соскучился по шуткам Фальконе всегда через чур честным. С воем Джулио влетел в кухню и бросился на меня. Я крякнул от удара и усмехнулся его возбуждению. Этот маленький засранец выводил меня из себя, но он был тем, от кого это было приятнее всего.
— Я вижу, ты скучал по своей любимой жертве для розыгрышей.
Он улыбнулся мне. Вероятно, в ближайшие несколько дней я буду часто становиться этой самой жертвой.
Воссоединение со своей семьей заставило меня понять, почему я часто ощущал пустоту в груди, пока был вдали. Теперь она почти исчезла, а то, что осталось, могли заполнить только Аврора и Баттиста.
ГЛАВА 40
Аврора
После дневного сна я дольше обычного обнималась с Баттистой. Возможно, я слишком остро реагировала, но я действительно беспокоилась, что Фальконе решат забрать его у меня, чтобы он мог жить под одной крышей с Невио. В конце концов, я больше не могла откладывать встречу Невио с его сыном, и в глубине души я знала, что это единственный правильный поступок — дать этим двоим шанс сблизиться. До сих пор за свою короткую жизнь Баттиста почти не проводил времени со своим отцом, и я очень надеялась, что теперь это изменится. Папа был такой важной частью моей жизни. Я не могла представить себя без него.
Баттиста хорошо держался на ногах, поэтому мы с ним направились к особняку Фальконе с его маленькой ручкой в моей. Мой желудок скрутило, когда я проскользнула через открытые французские окна в общую комнату, где нас ждал Невио. Он сидел на диване, наклонившись вперед и упершись руками в бедра, с задумчивым видом. Эта сторона Невио была новой и удивляющей. Я действительно надеялась, что это означало, что он вырос.
Он поднял глаза и искренне улыбнулся, затем поднялся на ноги.
— Привет, Баттиста.
Баттиста его не помнил, что было неудивительно, поскольку за всю свою жизнь он провел с Невио очень мало времени и давно его не видел. Под вниманием Невио, Баттиста прижался ко мне и потянул за мою одежду, требуя, чтобы его подняли. Я наклонилась и подняла его на руки. Он прижался щекой к моей груди и оттуда посмотрел на Невио.
Невио не пытался подойти к нам.
— Ты меня не помнишь, верно?
Баттиста только уставился на него. Он не был разговорчивым, мог произнести не более двадцати слов, и не тогда, когда от него этого ожидали. Его двигательные навыки определенно были его сильной стороной.
Я не совсем была уверена, что сказать. Должна ли я представить Невио как его отца, или это собьет Баттисту с толку и сделает все только хуже? Я часто рассказывала ему истории о его отце, о том, что ему пришлось на некоторое время уехать — на что я всегда надеялась — чтобы стать героем. Ложь во спасение, потому что Баттисте нужен был герой в его жизни, даже если Невио не уехал сражаться за правое дело. Он отправился помогать Каморре в Италии. И он сбежал. Но Баттисте не нужно было этого знать.