Испорченная кровь
Шрифт:
первый шаг. Наклоняюсь, и меня рвёт... прямо на
деревянный пол. Мой желудок пуст, что, в любом
случае, не мешает ему вывернуться. Поднимаю руку,
чтобы вытереть рот, и странно её ощущаю —
слишком тяжёлой. Это не похмелье. Меня накачали
н а р ко т и к а м и . Остаюсь
согнутой
в
течение
нескольких
секунд,
прежде
чем
пытаюсь
выпрямиться.
Чувствую
себя
сошедшей
с
американских
горок.
пытаясь
оглядеться
в ок руж а ю ще й обстановке.
Комната круглая. Морозный воздух. Здесь камин —
без огня — и кровать с балдахином. Здесь нет двери.
Где дверь? В приступе паники я неуклюже кружусь
по комнате на ватных ногах, периодически держась
за кровать, чтобы не упасть.
— Где дверь?
Я вижу своё дыхание, испаряющееся в воздухе.
Сосредотачиваюсь на том, как оно расширяется и
рассеивается. Моим глазам нужно много времени,
чтобы сфокусироваться вновь. Я не уверена, как
долго стою, кроме того, что мои ноги начинают
болеть. Смотрю вниз на пальцы. И с трудом их
чувствую. Мне нужно двигаться. Сделать что-нибудь.
Выйти. На стене передо мной есть окно. Ковыляю
вперёд и дёргаю в сторону лёгкий занавес. Первое,
что замеч а ю — я нахожусь на втором этаже. И
следующее — о , Боже! Мой мозг посылает озноб
вниз по остальной части тела. Своего рода
предупреждение. « Это случилось, Сенна» , — говорит
он. — « Всё. Конец. Кто-то похитил тебя» . Мой рот
медленно реагирует, но когда это происходит, я
слышу, как вздох заполняет мёртвую тишину вокруг
меня. Я не верила, что люди, на самом деле, ахают в
подобных ситуациях, до того момента, пока не
услышала саму себя, делающую именно так. Этот
удушающий, останавливающий сердце момент, когда
всё, что наполняет мои глаза — это снег. Очень
много снега. Весь снег мира свалили прямо передо
мной.
Я слышу, как моё тело ударяется о дерево, а
затем проваливаюсь в темноту. Когда я просыпаюсь,
то нахожу себя лежащей на полу в луже рвоты. Стону
от резкой боли, которая пронизывает мо ё запястье,
когда я пытаюсь подняться. Я плачу, закрывая рот
рукой. Если кто-то здесь есть, я не хочу, чтобы они
услышали
меня. « Отлично, Сенна. Тебе следует
думать, прежде чем падать в обморок в комнате и
так шуметь» .
Я поддерживаю
скольжу вверх по стене, опираясь на неё. Только
сейчас я замечаю во что одета. Не моя одежда. Белый
льняной пижамный комплект. Дорогой. Тонкий.
Неудивительно, что мне так чертовски холодно.
О, Боже.
Закрываю глаза. Кто раздел меня? Кто привёз
сюда? Одеревенелыми руками я ощупываю тело,
чтобы изучить себя. Дотрагиваюсь до груди, тяну
вниз штаны. Кровотечения нет, нет болезненности,
только белые хлопковые трусики, которые кто -то на
меня надел. Кто-то видел меня голой. Кто-то трогал
моё тело. Закрываю глаза, и от этих мыслей меня
начинает трясти. Бесконтрольно. Нет, пожалуйста,
нет.
— О, Боже, — слышу саму себя. Я должна
дышать глубоко и ровно.
« Ты окоченела, Сенна. И ты в шоке. Соберись с
мыслями. Думай» .
Тот, кто привёз меня сюда, имеет более
зловещие планы, чем дать мне замёрзнуть. Я
оглядываюсь вокруг. В камине есть дрова. Если этот
грёбаный психопат оставил мне дрова, возможно, он
оставил мне кое-что, чтобы и х разжечь. Кровать, в
которой я проснулась, находится в центре комнаты;
она с четырьмя столбиками, инкрустированными
вручную. Балдахин из прозрачного шифона. Это мило
до тошноты. Я изучаю остальную часть комнаты:
тяжёлый деревянный комод, большой шкаф, камин, и
один из тех толстых, меховых ковров. Распахнув
шкаф,
я
обшариваю шмотьё... слишком много
одежды. Здесь всё для меня? Моя рука задерживается
на этикетке. Осознание того, что о н а вся моего
размера, вызывает отвращение. « Нет» , — говорю я
себе. — « Она не может быть моей. Это всё ошибка.
Это не может быть для меня, цвета не те.
Красные... голубые... жёлтые... ».
Но мой мозг знает, что это не ошибка. Мой
мозг, познавший горе, как и моё тело.
«Сосредоточься, Сенна».
Я нахожу богато украшенную серебряную
шкатулку на верхней полке шкафа. Тяну её вниз и
встряхиваю. Она тяжёлая. Чужая. Внутри находятся
зажигалки, ключ и маленький серебряный нож. Я
хочу изучить содержимое шкатулки. Осмотреть его,