Испорченный
Шрифт:
— Ты в порядке? — она трет глаза и делает глубокий вздох.
Я киваю, но меня все еще трясет. Не могу говорить. Чего я боюсь? Кошмар выглядит таким глупым. Земля просто так не проглатывает людей, но сон кажется реальным. Не могу стряхнуть это ощущение. Я скидываю одеяло и иду к шкафу. Вытаскиваю спортивный костюм и надеваю его.
Милли наблюдает за мной.
— Ты куда собралась? Четыре утра. Ты не можешь сейчас пойти на пробежку.
— Я должна, — все, что я могу сказать.
— Сидни, подожди. Я пойду с тобой, — веки Милли лишь наполовину
— Все хорошо. Я в порядке. Возвращайся в постель.
— Я не могу. Тебя что-то беспокоит, а я превратилась в дерьмовую подругу еще с тех пор как произошла история с Брентом. Дай мне секунду. Я пойду с тобой, — она медленно моргает и поворачивается к своему шкафу. Я уже одета и натягиваю свои сникерсы.
Когда я зашнуровываю второй кроссовок, говорю:
— Я лучше пойду одна. Серьезно, возвращайся в кровать. Если ты беспокоишься, я возьму с собой твой перцовый баллончик.
Она зевает. Одна ее нога в штанах, и она смотрит на меня.
— Хорошо, но только если ты пойдешь в спортзал университета. Не бегай за пределами кампуса. Воспользуйся тренажером со ступеньками или эллиптическим тренажером, или еще чем-нибудь. Обещаешь?
Я киваю.
— Да. Увидимся за ланчем.
И я ухожу. Бегу вниз по лестнице на улицу, на холодный воздух. Он заполняет мои легкие и напоминает мне о том, что реально, а что — нет. Сны — не реальны. Питер жив. Я знаю, что символизируют кошмары, знаю, что они означают. Питер отдаляется от меня, и я ничего не могу с этим поделать. Он ушел. Будто умер, но я вижу, как его призрак бродит по корпусу английского языка каждый день.
Стриктленд освободила меня от должности его ассистента на следующий день, после того как увидела нас за ужином. Произошел обмен ассистентами. Теперь я работаю со Стриктленд. Слухи прекратились. Никто ничего не говорит.
Я сильнее отталкиваюсь ногами и бегу быстрее. Мои легкие горят от нехватки воздуха. Мои волосы раскачиваются вперед и назад, щекоча шею. Я так сильно хочу бежать, что мое тело кричит от боли. Хочется почувствовать что-то, с чем я могла бы справиться, так как не знаю, что делать с тем, что есть сейчас.
Эти кошмары не похоже на другие. Те пугали меня до смерти, потому что кто-то пытался причинить мне боль. В этих снах наоборот. Меня никто не обижает, но ощущение, что вырывают мои кишки. Будто я теряю Питера снова и снова, ночь за ночью. Когда это прекратится? Человек по-прежнему жив. Почему же у моего мозга траур по нему, будто он умер? Я не могу выдержать этого. Я хочу кричать.
Врезаясь ногами в землю, я бегу ещё быстрее. Удлиняю шаг. Мои руки раскачиваются по сторонам, и я бегу как можно быстрее через кампус к новому тренажерному залу. Когда добираюсь до него, уже не могу дышать. По обеим сторонам грудной клетки пробегает судорога, распространяясь к бедрам.
Я провожу пропуском через устройство и прохожу внутрь. Держа руки на бедрах, я останавливаюсь и глотаю воздух. Так я стою в темном коридоре несколько минут, просто пытаясь перевести дыхание.
Когда судороги стихают, спускаюсь в тренажерный зал. Не думаю, что сейчас тут кто-то есть. Коридоры пустые, свет выключен. Провожу карточкой и захожу внутрь. Нахожу беговую дорожку и включаю ее, увеличивая скорость на полную мощность. Выталкиваю все дерьмо, бегу как можно быстрее.
Пролетает несколько минут, и я уже в своем маленьком мирке. Мысли уплывают. В голове лишь стук моего сердца и порывы воздуха, наполняющего легкие. Вот почему все дерьмо улетучивается.
— Сидни? — недалеко от меня доносится голос Марка. Я взвизгиваю, теряю равновесие и наступаю себе на кроссовок. Исход не заставляет себя ждать. Я падаю и проезжаю до конца беговой дорожки. Спина ударяется о стену. — Пресвятое дерьмо! — Марк нажимает кнопку аварийной остановки, и беговая дорожка выключается, прежде чем мои ноги успевает засосать под нее. — Сидни, извини. Ты в порядке? Двигаться можешь?
Я начинаю смеяться. Это такой нервно-сумасшедший смешок, из-за которого люди испытывают дискомфорт, но я не могу остановиться. Марк все еще стоит на коленях рядом со мной. Он смотрит вокруг. — Вот, дерьмо. Я ее сломал, — он пробегает рукой по волосам и тычет мне в плечо. — Эй, ты в порядке? Похоже, ты немного тронулась.
Я делаю глубокий вдох и смотрю на него.
— Да, есть такое. Почему же еще я могу быть тут в четыре утра. Полагаю, что ты такой же испорченный, учитывая, что ты сидел здесь в темноте.
Марк выглядит обиженным.
— Ничего подобного! Я вернулся в тренажерный зал, когда услышал шум. Я пришел посмотреть, кто тут, окликнул тебя по имени, из-за чего ты упала на задницу и ударилась о стену.
Я смеюсь и понимаю, что действительно немного сумасшедшая и немного уставшая. Я тру, лицо руками и вздыхаю.
— Это не самая странная вещь, которая когда-либо со мной происходила, — когда я убираю руку, на ней оказывается полоска крови. — Черт возьми. Я рассекла лицо?
Марк встает и протягивает руку. Я кладу свою чистую руку в его ладонь, и он меня поднимает.
— Нет, это всего лишь маленькая царапинка на твоей щеке.
Я снова провожу по лицу и подхожу к зеркалу. Не все так плохо, но выгляжу я, будто побывала в аду. Волосы похожи на крысиное гнездо, собранное в хвост. Пушистые. Я не побеспокоилась о том, чтобы их причесать перед выходом. Просто забрала их и перевязала резинкой. Под моими глазами темные круги, и я выгляжу усталой.
Марк протягивает мне носовой платок. Я смотрю на него с удивлением.
— Он чистый, если это то, о чем ты думаешь.
Я беру его и говорю:
— Спасибо, и это совершенно не то, о чем я думала, — я запускаю белый хлопок под фонтанчик с водой, намачиваю его, а затем протираю щеку. — Не понимаю, обо что я могла порезаться.
Он указывает на мое запястье.
— Твои часы. Ты пыталась прикрыть лицо руками, когда падала. Видимо, часы и поцарапали, — я смотрю на свое запястье, а потом опять на него.