Исповедь блудницы
Шрифт:
Наконец, мы подходим к хозяину вечера. Мужчина стоит ко мне спиной, заложив руку за спину, в другой держит бокал. Гордая осанка, благородный вид, он смеётся шутке одного из гостей, голос у него бархатный с приятным тембром. Он поворачивается.
— Доминик! Очень рад, что ты смог приехать, — пожимает ему руку.
— Джефф, я не мог пропустить такое событие.
— Я смотрю, ты с очаровательной спутницей.
— Да. Позволь представить Адель Мур. Адель, это Джефф Уокер, — лицо мистера Уокера хмурится, между черными бровями пролегает складка, тонкие аристократические
— Мисс Мур, — склонившись он целует мою руку.
Джефф Уокер, имя такое знакомое, но я исключаю возможность нашего знакомства. Может, видела в светской хронике и машинально запомнила его? Почему я так его раздражаю? Это видно невооружённым взглядом.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Доминик, извинившись, отошел переговорить с какими-то важными людьми. Я взяла бокал у проходящего официанта. Без него я окончательно потерялась на этом вечере богатых и знаменитых. Тягучая мелодия Баха, что так усердно выводили скрипки, клонила в сон. Вышла в сад, украшенный сотнями огоньков, пошла к небольшому водоему. Звуки и смех становились все дальше, умиротворение окутывало меня мягким одеялом. Встав у самой кромки воды, предалась созерцанию отражения лунной дорожки на зеркальной воде, стрекотом светлячков, вдыхала запах ночного дурманящего воздуха.
Внезапно почувствовала вторжение в мой уютный мирок. Обернулась, облокотившись на дуб, стоя Джефф Уокер, он с какой-то тоской смотрел на меня, жарким взглядом окидывал мою фигуру, захотелось спрятаться от него. Оттолкнувшись от дерева, подошел ко мне и провел по щеке.
— Что вы… — постаралась отстраниться от него.
— Ты соврала. Я знаю, как тебя зовут на самом деле. И что ты делаешь с этим сопляком, Домиником? Я готов был его убить, когда он касался тебя.
— Я не понимаю…
— Ты совсем не изменилась. Такая же, как я помню тебя. Моя Саманта, — его губы все ближе. До меня начинает доходить смысл. Саманта — моя мама. Он принял ее за меня. — Я, Адель. Ее дочь, — Джефф Уокер! Точно! Как я могла забыть это имя, ведь именно он писал маме, говоря, что не сможет быть с ней и с ребенком. То есть, со мной. Боже, это мой отец? Настоящий?
— Я ее дочь. И по-видимому, ваша, — идеальное, как с картинки глянцевого журнала лицо, исказилось. Представляю, какой он шок испытывает сейчас, видя пред собой взрослую дочку. Но надо сказать, что и мне не легче.
Во мне закипал гнев. Он живет припеваючи, в то время как я терпела деспотичного садиста-отца, не знала, что такое забота, любовь, до встречи с Домиником, жила вне социума, не реализовалась ни в чем, не получила профессию.
— Не может быть!
— Хватит врать, что вы не знали о моем существовании! Мне отец показывал ваши письма к маме, то, как вы дипломатично сбежали от ответственности, в угоду своему благосостоянию, — он потер переносицу двумя пальцами, зажмурившись, покачал головой.
— Все не совсем так, Адель.
— Хотите сказать, что вы не писали тех писем маме?
— Писал. А где Саманта? Я хочу ее увидеть.
— Она умерла, когда я была совсем маленькой, — неподдельная боль исказила его лицо. Возможно, он действительно любил ее. Но не поинтересовался, как она живет, как живу я, поэтому не собираюсь проявлять сочувствие. Развернулась на каблуках, чуть не грохнулась, пошла к дому. Нужно найти Доминика.
— Адель, подожди! — он схватил меня за локоть, развернул к себе. Я глазами метала в него молнии.
— Вы не смеете трогать меня! Столько лет вы прекрасно жили, и не думали о моем существовании, — я уже буквально шипела, столько яда скопилось на языке. Будь он нормальным, он забрал бы меня, я не жила бы в вечном аду, выучилась на того, кого хотела. И у меня бы не было фобии к порке, я бы стала той, кого хотел Доминик.
— Твой отец обижал тебя? — на Лице Джеффа прозрение.
— Какое это имеет сейчас значение? Все равно ничего не изменишь.
— Адель, прости меня, пожалуйста. Я не хотел мешать Саманте, должен был хоть кто-то из нас быть счастливым. Мне нужно все тебе объяснить. Прости.
— И не подумаю! — сейчас я просто хочу найти Доминика и уйти. Только рядом с ним я чувствую себя защищенной.
— У вас с Домиником серьезные отношения? Я слышал, он тот еще извращенец.
— Вот только не надо включать заботливого папашу! Вы опоздали лет на десять! — появись он тогда, у меня бы не было столько шрамов на душе. Я бы не жила с ощущением, что меня никто не любит, что я уродина, созданная только для блуда. Именно тогда отец начал это говорить, когда я купила себе первый бюстгальтер. Столько лет жить и ощущать себя грязью, ничтожеством, недостойной. Ума не приложу, как я выжила, у меня даже не было ни друзей, ни подруг, ни выпускного, ни праздников. Ничего! Единственный, кому я могла пожаловаться — это пастор на исповеди.
Доминик, увидев меня, улыбнулся, и я забываю все обиды, гнев во мне тихнет. Не обращая внимание, что кругом люди, утыкаюсь ему в грудь и шепчу:
— Отвези меня домой, — называть его квартиру нашим домом счастье. У меня есть, куда идти, не нужно пресмыкаться перед отцом, чтобы он не выставил меня.
Домой еду прижавшись к груди Доминика, мы ушли, даже не попрощавшись, я попросила об этом Доминика, и он выполнил.
— Может, расскажешь почему мы сбежали?
— Давай потом? — он поцеловал меня в висок и крепче прижал к груди. У меня есть он, и больше мне никто не нужен, никаких новоприобретенных папочек.
Следующий день мы провели вместе, У Доминика был долгожданный выходной. Мы вместе шли в магазин, отпустив Кристофа. Я догадываюсь, что Доминик не часто это делал, и что греха таить, мне это приятно.
Мы шли мимо стройных рядов с продуктами, он прижимал меня к себе, в зеленых глазах было так много всего: страсть, нежность. Только рядом с ним я чувствовала себя целостной, в моей душе не осталось пустоты, там только любовь и нежность к моему доминанту.
Из магазина мы вышли, увешанные пакетами, парковка была забита, и машину оставили за два квартала, как будто весь Нью-Йорк ринулся в этот магазин.