Исповедь экономического убийцы

Перкинс Джон М.

Помимо нефти и воды, стратегическую ценность представляет и само местоположение Ирака. Он граничит с Ираном, Кувейтом, Саудовской Аравией, Иорданией, Сирией, Турцией; ему принадлежит часть береговой линии Персидского залива. Расстояние до Израиля и до бывшего Советского Союза легко может быть преодолено ракетами. Военные стратеги приравнивают Ирак к долине реки Гудзон в период войн с французами и индейцами и в период Американской революции. В XVIII веке французы, англичане и американцы знали: кто контролирует долину Гудзона, тот контролирует континент. Сегодня всем известно: кто контролирует Ирак, тот держит ключ к контролю над Ближним Востоком.

В дополнение ко всему, Ирак представляет собой обширный рынок для американских технологий и инженерии. Тот факт, что в его недрах находится одно из крупнейших нефтяных месторождений в мире (по некоторым оценкам, крупнее, чем в Саудовской Аравии), гарантировал бы возможность финансирования Ираком гигантских программ индустриализации и развития инфраструктуры. Все крупнейшие игроки — инженерные и строительные компании; поставщики компьютерных систем, производители самолетов, ракет и танков; фармацевтические и химические компании — все сосредоточили внимание на Ираке.

Однако к концу 1980–х стало ясно, что Саддам не купился на сценарий ЭУ. Это вызвало огромное разочарование и замешательство у администрации Буша. Как и Панама, Ирак внес свой вклад в создание имиджа X.У.Буша как слабовольного человека. Буш искал выход; Саддам сам помог ему. В августе 1990 года он вторгся в богатый нефтью соседний эмират Кувейт. Ответом Буша было осуждение Саддама за нарушение международного права, хотя еще и года не прошло со времени незаконного и одностороннего вторжения в Панаму, организованного им самим. Неудивительно, что президент в конце концов пошел на решительную военную атаку. Американские части численностью пятьсот тысяч человек были посланы в страну в составе международной группировки. В начале 1991 года военные и гражданские объекты в Ираке подверглись бомбардировке с воздуха. За ней последовала сточасовая атака на земле, в результате которой войска Ирака, значительно уступающие в численности и вооружении, стремительно отступили. Кувейт был спасен. Настоящий деспот понес наказание, хотя и не попал в руки правосудия. Рейтинг популярности Буша у американцев подскочил до 90 процентов. Во время вторжения в Ирак я был на заседаниях в Бостоне — это был один из немногих случаев, когда меня попросили действительно что–то сделать для «SWEC». Я ясно помню, с каким энтузиазмом было встречено решение Буша. Естественно, сотрудники «Стоун энд Уэбстер» были взволнованы, но не только потому, что мы дали отпор диктатору–убийце. Для них победа США в Ираке означала увеличение объема работы, огромные прибыли, продвижение по службе, повышение зарплаты. Но радовались не только те, кому война напрямую приносила выгоду. Люди во всей стране жаждали увидеть доказательства военной силы государства. Думаю, для таких ожиданий было много причин, включая перемену в философии властей, которая произошла, когда Рейган одержал победу над Картером на выборах; были освобождены заложники в Иране и Рейган объявил о своем намерении пересмотреть соглашение о Панамском канале. Вторжение Буша в Панаму раздуло затухавшее пламя.

Думаю, однако, что за патриотической риторикой и призывами к действию крылись значительно более тонкие перемены в том, как американские корпорации — и соответственно все люди, работавшие на них, — оценивали мир. Марш по направлению к глобальной империи, участником которого стали многие страны, был реальностью. Идеи глобализации и приватизации глубоко внедрялись в наше сознание.

По большому счету это касалось не только Соединенных Штатов. Глобальная империя наконец стала самой собой, перешагнув все границы. Ранее считавшиеся американскими корпорации стали по–настоящему международными, даже с юридической точки зрения. Многие из них были зарегистрированы или открыли свои филиалы в разных странах. Теперь они могли работать по тем правилам и предписаниям, которые сами выбирали из множества, а огромное количество международных торговых организаций и соглашений еще больше упрощали такую деятельность. Слова «демократия», «социализм» и «капитализм» почти что вышли из употребления, стали ненужными. Корпоратократия стала реальностью, и она прилагала все больше усилий, чтобы стать единственным фактором, влияющим на мировую экономику и политику.

Так получилось, что я уступил корпоратократии, когда в ноябре 1990 года продал «Ай–пи–эс». Для меня и моих партнеров это была выгодная сделка, однако основной причиной было то, что «Эшлэнд ойл компани» стала оказывать на нас сильное давление. Мой опыт подсказывал, что борьба с ними потребует очень больших затрат, тогда как продажа компании обогатит нас. По иронии судьбы нефтяная компания становилась владельцем моей фирмы, производившей альтернативную энергию, — в чем–то я чувствовал себя предателем.

Работа в «SWEC» почти не отнимала времени. Иногда меня просили прилететь в Бостон для участия в заседаниях или помочь подготовить деловое предложение. Иногда меня посылали в такие места, как Рио–де–Жанейро, чтобы пообщаться там с местными воротилами. Однажды мне пришлось лететь в Гватемалу на частном самолете. Я часто звонил проектным менеджерам, чтобы напомнить, что я получаю зарплату и готов к работе. Я испытывал угрызения совести, потому что, получая такие деньги, почти ничего не делал. Я хорошо знал бизнес и стремился быть полезным. Но этого просто не требовалось. Меня преследовал образ человека, про каких обычно говорят «ни нашим, ни вашим». Я хотел делать что–то, что оправдывало бы мое существование и обернуло все негативные стороны моего прошлого в нечто позитивное. Я продолжал тайком — и урывками — работать над «Совестью экономического убийцы», хотя и не обманывал себя надеждой, что она когда–нибудь увидит свет.

В 1991 году я начал сопровождать небольшие группы людей в Амазонию, где они общались с шуарами и учились у них. Шуары были готовы поделиться своими знаниями о взаимодействии с природой и о древних методах лечения. В течение следующих лет спрос на такие поездки резко возрос; в результате сформировалась некоммерческая организация «Дрим чейндж коалишн». Пытаясь изменить взгляд людей из промышленно развитых стран на нашу землю и взаимоотношения с ней, «Дрим чейндж» обрела последователей в мире и помогла создать организации с аналогичными задачами во многих странах. Журнал «Тайм» назвал ее в числе тринадцати организаций, чьи сайты в Интернете наилучшим образом отражают идеалы и задачи Дня земли [78] .

78

Morris Barrett, "The Web's Wild World-, TIME, April 26,1999, с 62.

На протяжении 1990–х я все больше втягивался в мир некоммерческих организаций: одни помогал создавать, в других состоял членом правления. Многие из них стали результатом самозабвенной работы сотрудников «Дрим чейндж». Они работали с местными племенами в Латинской Америке — шуарами и ачуарами в Амазонии, кечуа в Андах, майя в Гватемале — или рассказы–вали людям в Соединенных Штатах и Европе об этих культурах. «SWEC» одобряла эту филантропическую деятельность; она была в русле приверженности самой «SWEC» идеям «Юнайтед уэй». Кроме того, я писал книги о туземных культурах, избегая любых упоминаний о моей деятельности в качестве ЭУ. Помимо того что эта работа скрашивала мою скуку, она давала мне возможность поддерживать связь с Латинской Америкой, а также быть в курсе политических событий, которые меня всегда интересовали. Но как я ни старался убедить себя в том, что моя некоммерческая деятельность и писательский труд уравновешивают чаши весов, что я в чем–то искупаю вину за свою деятельность в прошлом, мне приходилось все труднее. В глубине души я понимал, что перекладываю ответственность на свою дочь. Джессика унаследует мир, в котором миллионы детей уже рождаются должниками, и они никогда не смогут выплатить этот долг.

И ответственность за это нес я.

Мои книги становились популярными, особенно одна: «Мир таков, каким ты его хочешь видеть». Успех этой книги привел к тому, что меня стали все чаще приглашать для проведения семинаров и чтения лекций. Иногда, стоя перед аудиторией в Бостоне, Нью–Йорке или Милане, я удивлялся иронии ситуации: если мир таков, каким ты хочешь его видеть, то почему я хотел видеть его именно таким? Как я мог играть такую активную роль в претворении в жизнь этого кошмара?

В 1997 году «Омега институт» пригласил меня провести недельный семинар на Карибах, на острове Сент–Джон. Я прилетел поздно вечером. Проснувшись утром, я вышел на маленький балкончик и обнаружил, что смотрю на тот самый залив, где семнадцать лет назад я принял решение уйти из МЕЙН.

Я повалился на стул и разрыдался.

Всю неделю я проводил большую часть свободного времени на этом балконе, глядя на залив и пытаясь разобраться в своих чувствах. Я понял, что, хотя я и уволился из МЕЙН, я не сделал следующего шага и что мое решение оставаться «ни нашим, ни вашим» ежедневно и настоятельно требовало расплаты. К концу недели я пришел к заключению, что мир вокруг меня бьш не таким, каким я хотел бы его видеть, и что мне необходимо сделать в точности то, чему учил своих студентов: изменить свои мечты таким образом, чтобы они отражали то, чего я действительно хотел в своей жизни.