Исповедь экономического убийцы
Шрифт:
«Почему же? Да, действительно. – Он тепло улыбнулся. – Впрочем, большинство в Панаме не узнает меня».
Я долго распинался о том, что он мой любимый романист, а затем рассказал ему краткую историю своей жизни, включая работу в MAIN и встречу с Торрихосом. Он спросил меня, не тот ли я консультант, который написал статью о Соединенных Штатах, уходящих их Панамы: «В „Boston Globe“, если я правильно припоминаю».
Я был изумлен.
«Смелая вещь, учитывая ваше положение, – сказал он. – Не желаете ли присоединиться ко мне?»
Я пересел за его столик и мы просидели с ним полтора часа.
«Генерал, – говорил он, – попросил меня написать книгу о своей стране. Я как раз этим занят. Это будет документальная книга, немножко не то, что я обычно пишу».
Я спросил его, почему он обычно пишет романы вместо публицистики.
«Беллетристика безопаснее», – ответил он. – Большинство моих тем весьма неоднозначны. Вьетнам. Гаити. Мексиканская революция. Многие издатели побоялись бы издавать публицистические книги на эту тему». Он указал на «New York Review of Books», оставшийся лежать на моем столе: «Слова, подобные тем, могут нанести большой ущерб». Затем он улыбнулся: «Кроме того, мне нравится писать романы, они дают большую свободу, – он пристально посмотрел на меня. – Это очень важно, писать об этих вещах. Как в вашей статье в „Globe“ о Канале».
Его восхищение Торрихосом было очевидно. Казалось, панамский глава впечатлял романиста столь же сильно, сколь и своих бедных и обездоленных соотечественников. Очевидно было также беспокойство Грина за жизнь своего друга.
«Это тяжелая задача, – воскликнул он, – одолеть гиганта с Севера!». Он печально покачал головой: «Я опасаюсь за его безопасность».
Ему пора было уезжать.
«Должен успеть на рейс во Францию,в – сказал он, медленно поднимаясь и пожимая мне руку. Он смотрел мне в глаза. – Почему вы не пишете книгу?». Он ободряюще кивнул: «Она живет в вас. Но помните. Пишите об этом лучше на мой манер». Он повернулся и стал уходить. Затем остановился и сделал несколько шагов назад.
«Не волнуйтесь, – сказал он. – Генерал победит. Он вернет Канал назад».
Торрихос действительно вернул его. В том же 1977 г. он добился успеха на переговорах по Каналу и по новому Соглашению Зона Канала и сам Канал переходили под панамский контроль. Правда, Белому дому предстояло еще убедить американский Конгресс ратифицировать Соглашение. Последовало длинное и трудное сражение. В конце концов, Соглашение было ратифицировано с преимуществом в один голос. Консерваторы поклялись отомстить.
Когда много лет спустя книга Грэма Грина «Узнать генерала» вышла в свет, в ней было посвящение: «Друзьям моего друга Омара Торрихоса в Никарагуа, Сальвадоре и Панаме».
Глава 18. Король королей Ирана
В промежутке между 1975 и 1978 гг. Я часто посещал Иран. Иногда я буквально разрывался на части между Латинской Америкой или Индонезией и Ираном. Шах шахов (буквально, «король королей», официальный титул) представлял собой диаметрально противоположную проблему, нежели в странах, в которых мы работали.
Иран был богат нефтью и, подобно Саудовской Аравии, не было нужды опутывать его долгами для финасирования амбициозных проектов. Однако Иран значительно отличался от Саудовской Аравии, во-первых, значительно большим населением, во-вторых, тем, что население его преимущественно не было арабским. Кроме того, страна имела бурную политическую историю, как собственную, так и отношений с соседями. Поэтому был избран другой подход. Вашингтон и американское деловое сообщество решили сделать из шаха символ прогресса.
Мы запустили огромный проект для того, чтобы показать миру, чего может достичь сильный демократически настроенный лидер, приверженный америанским корпоративным и политическим интересам. Не обращая внимания на его очевидно недемократический титул или несколько менее очевидно недемократический характер организованного ЦРУ переворота против его демократически избранного премьер-министра. Вашингтон и его европейские партнеры представляли правительство шаха как альтернативу правительствам Ливии, Китая. Кореи, где нарастала мощная волна антиамериканизма.
Со всех сторон шах выглядел прогрессивным другом малоимущих. В 1962 г. он раздробил крупные частные землевладения и передал землю крестьянам. Нас следующий год он совершил свою Белую революцию, открывшую широкую дорогу социально-экономическим реформам. Все 1970-е годы могущество ОПЕК росло, и шах становился все более и более влиятельным мировым лидером. В то же самое время Иран развивал одну из самых мощных армий на исламском Ближнем Востоке.
MAIN участвовала во множестве проектов, охватывавших большую часть территории страны, от туристических зон на Каспии на севере до секретных военных объектов, контролирующих Ормузский пролив, на юге. И опять существом нашей работы являлось прогнозирование региональных потенциалов развития, проектирование и строительство энергосистем и линий электропередач, которые обеспечили бы требуемую электроэнергию для промышленного и коммерческого роста, выводимого из этих прогнозов.
Один за другим я посетил большинство основных регионов Ирана. Я следовал по старинному караванному пути через горы в пустыне от Кирмана до Бендер-Аббаса, я бродил по руинам Персеполя, легендарного дворца королей и одного из чудес света. Я совершил тур по самым известным и захватывающим местам страны. Шираз, Исфахан, волшебный палаточный город близ Персеполя, где короновался шах. Я полюбил эту страну и ее непростых людей.
На первый взгляд, Иран предствлял собой образец христианско-мусуьлманского сотрудничества. Однако вскоре я узнал, что под внешним спокойствием может таиться глубочайшее недовольство.
Однажды поздно вечером в 1977 г. вернувшись в свой номер, я обнаружил записку, подсунутую под дверь. Я был поражен, увидев, что она подписана человеком по имени Ямин. Я никогда не встречался с ним, но на правительственном бирифнге его охарактеризовали как знаменитого и наиболее опасного радикала. Записка, написанная красивым почерком по-английски, приглашала меня в некий ресторан с условием, что приходить мне стоит, лишь если и в самом деле мне интересен Иран с той стороны, которую никогда не видят люди «в моем положении». Я подумал, знает ли Ямин о моем истинном «положении». Я понимал, что иду на огромный риск, однако не смог справиться с искушением повстречаться с этим загадочным человеком.