Исповедь Камелии
Шрифт:
– И без того в вашей версии полно необъяснимых странностей, первая из них – зачем благородной даме случайные связи. Да, некоторые молодые девицы из богатых семей идут в дома терпимости, процент их невелик, и никто не знает, почему они это делают. Я так думаю, всему виной врожденная тяга к порочности. Но Оболенцева хороша собой и молода, неужто охотников до нее нет?
– Возможно, она отправилась за приключениями, – предположила Марго. – В таком случае, Долгополов узнал ее тайну, а именно – кто скрывается за вуалью и темнотой. Представляете,
– А Шаров, без труда догадавшийся, что его отца убила она, выследивший ее, узнавший настоящее ее имя и поставивший ей условия, поплатился точно так же, как и его отец. Отсюда можно предположить, что и Казарскому удалось выяснить о ней правду... Однако, ваше сиятельство, – он повернулся к ней лицом, – это предположения. Доказательств нету.
– Как это нету? – спорила Марго, она с огромным нежеланием отказывалась от облюбованных идей. – Все указывает на Оболенцеву. А намеки Вики, будто убийцы ее муж и Неверов – от досады. К тому же мужчина избрал бы настоящее оружие, которое вы давно распознали б.
– Указывает, – не спорил Зыбин. – А доказательств все одно нету. Кабы б она попалась нам ночью в известном наряде...
– Так надобно последить за ее домом.
– Да уж следят которую ночь, а Камелия не выходит.
– Пусть следят не по одиночке, а вдвоем, втроем. В ее доме не один выход, ускользает она, без сомнения, тихонько, чтоб из домашних никто не заметил. Неплохо бы прислугу допросить... за деньги! Я дам сколько потребуется.
– Последят, ваше сиятельство, последят. Однако даже наряд Камелии не даст гарантии, что убила Оболенцева.
– Как это? – удивилась Марго.
– Да вот так, – развел он пухлыми руками. – Вон и билетная девица Кислицына тоже обряжалась в Камелию, преследуя вполне понятные цели. Отчего ж не допустить, что и Оболенцева всего-то надумала воспользоваться образом панельной девицы?
– Зачем?
– А вернуть того же Неверова. Как я понял, Камелия встретилась ему неподалеку от его дома. Отвезли ее в особняк Оболенцевой, считай что с почестями. А более из означенного дома Камелия не выходила, но должна была, ибо после того случая убили Казарского. В ту ночь госпожа Оболенская была у Неверова, о чем доложили сыщики, поехала она к нему на извозчике.
Марго подивилась: Зыбин все держал в памяти, ничего не пропускал и выстраивал ловушки!
– Выходит, вы давно подозревали Надин? – спросила она.
– Вовсе нет. Но как только стало известно, что даже у господ популярна гулящая девица, я подумал, что и Долгополов мог соблазниться.
– Почему вы так подумали?
– Помилуйте, Маргарита Аристарховна, на скромную квартиру даму из благородных не пригласишь, а панельную девку в самый раз. Но коль скоро эта самая Камелия скрылась в особняке Оболенцевой, с Неверова, а также с самой Оболенцевой, глаз не спускали.
– Стало быть, все мои рассуждения никуда не годятся?
– Да нет же, Маргарита Аристарховна! – раздраженно воскликнул он, назвав ее второй раз по имени, а это означало признание ее заслуг. – В ваших рассуждениях есть логическая нить, но насколько она прочная – вопрос. Посему за Оболенцевой продолжат наблюдать. Кстати, разрешите подержать вашу булавку, я покажу ее анатому, уж он точно скажет, могла ли женщина убить ею.
– Конечно, покажите. А вы не хотите с Оболенцевой поговорить?
– Не хочу. Полагаю, господин Неверов поставил ее в известность, за какой надобностью я к нему приезжал.
– Ой, Виссарион Фомич, я теперь думаю, рано вы к нему наведались. Коль убивала Надин, то она сбежит, поверьте.
– Не сбежит, о том я позабочусь.
Анатом был немало удивлен предположительному орудию убийства. Но сравнив длину шпильки и длину канала раны, а потом подумав, вынес вердикт: женщине убить данным предметом по зубам, или по рукам – уж как угодно.
– Но мужчину убить женщине нелегко, тем более шляпной шпилькой, – сказала Марго, желавшая знать все тонкости из первых уст и приехавшая послушать анатома. – Женщина не обладает достаточной силой.
Казалось бы, она сама настаивала, что убийца женщина (мало того, конкретно Оболенцева) и вдруг противоположное заявление, озадачившее Виссариона Фомича. То ли ее сиятельство за ночь пересмотрела свою версию и готовилась удивить его новыми идеями, то ли растерлась, как терялись многие молодые приставы, столкнувшись со сложными делами. А ничуть не бывало! Просто Марго очень интересовало мнение анатома с его разъяснениями.
– Отнюдь, ваше сиятельство, – возразил тот. – Стержень крепкий и – главное – острый, шлифованный. Достаточно проткнуть одежду, а для этого действия сила не надобна, далее он войдет, как в масло. Почитай без усилий. А коль столкнется с ребром, то успешно соскользнет по нему и продолжит путь.
– Но замахнуться-то непременно нужно?
– Требуется не столько замахнуться, сколько решиться. Для женского полу это весьма затруднительно сделать, ибо предназначение у него другое: давать жизнь, а не отбирать.
– Стало быть, женщина все же не могла убить?
– Отчего же? – пожал он плечами. – Примеров немало, когда убивает женщина. Да вон Виссарион Фомич вам пускай расскажет, как он в прошлом году вел следствие. Женщина пришла в полицию с просьбой разыскать мужа, дескать, пропал бесследно. Вскоре его останки обнаружили у берега реки в мешке. Жена признала в трупе мужа, голосила у нас в мертвецкой. Виссарион Фомич, почитай, два месяца голову ломал над этим жестоким преступлением. И нашел доказательства, что она же и порешила мужа топором, расчленила его и кинула в реку. Так-то.