Исповедь плохой подруги
Шрифт:
— Ты что плачешь?
— Я?
Я подняла голову и увидела, что Влад пересаживается на мой лежак. Он не совсем ошибся. Я не плакала, но была крайне близка к этому. Глаза намокли, будто я их закапала. Я всхлипнула, не успев сдержаться.
— Да ладно тебе, — сказал Влад. — В этом вся Адель. Нужно просто чуть проще к ней относиться…
Хотелось закричать. Что значит чуть проще относиться? Она тупо меня не слышит. Я говорила, что не люблю маленьких собак, а она подарила эту… Чмоню. Я говорила, что не желаю собственный день рождения провести в толпе незнакомцев, а она все подстроила
Затем я почувствовала, как Влад кладет руку мне на спину. Я дернулась, во-первых, потому что не ожидала этого, а во-вторых, потому что такие обстоятельства нас уже связывали, и мне не понравилось, чем это закончилось.
В общем по дальнейшим моим действиям непосвященным людям могло показаться, что я перебрала. Сильно перебрала. Но это было не так. Я совсем не пила, а бесконтрольные действия вызвали лишь мои эмоции. Накопившиеся в голове, да и, казалось, во всем теле, они вырвались, как выплескивается вода из переполненного кипящего чайника.
Я вскочила с лежанки. Из глаз брызнули слезы.
— Что такое? — спросил Влад, нахмурившись. — Я не хотел…
— Да мне все равно, что ты хотел и что ты не хотел! — закричала я. — Просто отстань от меня, ладно?
Влад медленно поднялся, словно боясь, что от резких движений я окончательно сойду с ума. Он стал поднимать руки, будто капитулировал, и начал что-то говорить:
— Ксюша, я…
Я так и не поняла, что хотела сделать этим, но я ударила его по рукам, будто пыталась убить комара. Затем я разрыдалась, но теперь не стала закрывать лицо руками. Пусть все видят. Надоело, что приходится стыдиться собственных эмоций, что приходится подавлять их и потом мучиться от недосказанностей и недопонимания.
Мне все это надоело. Я в последний раз смерила Влада презрительным взглядом. Сам он явно не понимал, что со мной происходит, да и я, если честно, тоже. Я верила, что Влад не собирается сегодня делать мне ничего плохого. Я верила и Адель, когда она сказала, что организует для меня праздник. Но она сделала это для себя.
Махнув рукой, я бросилась с балкона в комнату, а затем в коридор. Рыдания душили. Было тяжело одновременно дышать, плакать и бежать, но я справлялась.
Музыка на первом этаже играла почти не слышно. Все ребята, судя по их радостным лицам, были заняты чем-то увлекательным. Радостные и беззаботные. По идее, и я должна была сейчас быть такая же.
Они меня не замечали, хотя я сильно выделялась выражением лица, громкими всхлипами и резкими движениями. Окружающим не было до меня дела, и мне тоже было все равно на них. Я была уверена, что пробегу до выхода, не останавливаясь, чтобы не отвечать на вопросы о том, что случилось, как у меня дела и почему я плачу. Хотелось покинуть этот дом и больше никогда не возвращаться. Но, увидев в гостиной Адель, с бокалом в руке и беззаботным смехом, походившим на звон колокольчиков, я остановилось. Не знаю, чего я хотела добиться. Наверное, мне нужно было выплеснуть свой гнев. Хотелось, чтобы она меня наконец-то выслушала.
Адель увидела меня и выражение ее лица мигом сменилось на обеспокоенное. Это она искренне? Или играет? Я не могу определить! Хотя я всегда считала
— Ксюша, что…
Договорить она не успела. Я выдернула бокал из ее рук и… О Боже, я вылила то, что в нем было, прямо на голову Адель. Затем я отбросила бокал и он упал на ковер. Может, от него отлетела ножка, но он не разбился. А жаль. Получилось бы драматично.
— Ксюша! — воскликнула Адель.
Теперь в ее голосе читалась раздраженность. Но совсем легкая, меня такое не устраивало. Хотелось заставить ее чувствовать то, что чувствовала я. Ведь он была виновата во всем этом.
Адель стала вытирать потеки с лица. Она делала это слишком аккуратно, не хотела повредить макияж, и толка от ее стараний не было.
— Зачем ты подарила мне Чмоню? — закричала я. — Зачем устроила все это?! Зачем… Зачем выставила мои неудачные фотографии и видео…
С каждой фразой мой голос все больше дрожал, а я ощущала все меньше уверенности. Присутствующие теперь смотрели на нас. Музыка громко играла какую-то веселую мелодию, но, кажется, лучше всего было слышно мое прерывистое дыхание, перемешанное со всхлипами.
Адель смотрела на меня, как на котенка, которого сбила машина. Еще живой, но вряд ли кто-нибудь в состоянии ему помочь. Можно только пожалеть и сделать вид, будто обеспокоен его крохотной жизнью.
— Ксюша, — тихо сказала Адель. — Я думала, что слова «только не выставляй», значат «ты обязана это сделать».
— Что? — спросила я, сморщившись.
Адель не ответила, но суть ее слов вскоре дошла до меня. Что же, хоть одно объяснение, пусть и такое жалкое, я получила.
— Ксюша… Кошмар! Прости меня! Я не думала, что это настолько тебе не понравится. А Чмоня…
Я пресекла ее речь движением руки. Хоть я и сама явилась за разъяснениями, больше ничего слышать не хотелось.
— Больше ничего не говори мне. Никогда! Слышишь?
Адель не шевелилась. Я смотрела на нее со злобой, а она на меня затравленно, будто это ее я бесконечное количество раз недослышала и недопоняла.
— Адель! — закричала я. — Ты меня слышишь?! Хоть раз? Кивни, если да!
Она медленно кивнула. Тогда я, будто бы получив разрешение, бросилась к двери. Наспех обувшись, я вылетела из ее дома. Она не бросилась следом. К счастью. Слезы снова полились, и я быстрым шагом, крепко обнимая себя руками, пошла к автобусной остановке.
Глава 12
В которой я мечусь
На следующий день я проснулась с такой головной болью, будто намешала вчера все изобретенные виды алкоголя.
Какой кошар, я, оказывается, истеричка. Глупая истеричка. Ну и что за психолог из меня, раз я даже собственные эмоции не могу держать под контролем? Вчера я проплакала всю дорогу до дома, даже в маршрутке. Я села на последнее сидение и люди оборачивались на меня, когда я всхлипывала особенно громко. Одна женщина даже спросила, нужно ли мне помощь. Я сказала, что нет. И заплакала еще сильнее. Даже эта незнакомка переживает обо мне больше, чем подруга и остальные «друзья».