Исповедь скитальца
Шрифт:
Перелистывая страницы собственной жизни, мы часто впадаем в меланхолию. И эта меланхолия, как угнетает наше сердце, так и подстёгивает наш разум, к будущим преодолениям. Все, так называемые ошибки молодости, все недоразумения, мы склонны относить к собственной неразвитости…, к собственной неразумности.
Мы смотрим на всё это, с высоты прожитых лет…, и нам кажется, что случись с нами такое сейчас, мы непременно поступили бы иначе. Так властвует над нами, пантеон иллюзорности…, так наш оценочный разум, переводит необходимость бытия, в разряд подвластного разуму, политеса действительности.
Мы убеждены, что в нашем поведении существует червоточина ошибочности. Но, как возникает наша оценка прошлого, и что, на самом деле, значит, – я тогда ошибался? Это значит, перефразировать постфактум – необходимый в прошлом, момент бытия. Переосмыслить поступок своей прошлой жизни, через палитру образности теперешнего сознания…, через виньетку теперешнего собственного убеждения-заблуждения. – Момент прошлого бытия, в котором, будто бы существовала возможность иного развития событий, иного стечения обстоятельств…, и главное – иной осознанности, и иной нашей реакции, в рамках разумной оценки. Будто бы мы действительно могли поступить иначе, при тех стечениях обстоятельств, и том фокусе нашей оценки, данной ситуации.
Это сродни чудесному перевоплощению…, сродни догматическому политесу царствия лжи…, в котором наш разум, рисует в своём воображении, совершенно иную картину исторического момента…, отбрасывая все противоречия, и не принимая во внимание главные мотивы, за которыми скрыта реальная платформа того, или иного поступка.
Так, на основании последствия, он желает перевернуть, изменить причину и следствие…, так, на основании своего заблуждения, он строит новые утверждающие его власть, парадигмы осмысленности…, так, на основании собственных критериев оценки «хорошо», и «плохо», он подстраивает свершившийся факт, под программу воображаемого образа, с его контекстом, не имеющим, почти ничего общего с реальностью…
Мы называем это – учится на своих ошибках... И нам кажется…, да нет!
– Мы убеждены, что действительно учимся на них! Но, на самом деле всё, что достигаем на этом поприще, – только перефразирования, перевинчивания прошлой реальности, на лад теперешнего изменившегося воображения.
И всякий раз, фатальность нашего поведения, становится объектом этого перефразирования. Всякий раз, мы забываем уроки прошлого, и совершаем новые ошибки. Но дело всё в том, что эти ошибки, становятся ошибками только в процессе перефразирования…, перекладывания постфактум, нашим воображением, той реальности, и всех её необходимых флюидов, и стечений обстоятельств…, и подведения этой, фатальной, в своей сакраментальной сути, реальности, под политес нашего, живущего уже в иной реальности, – реальности теперь, и сейчас, воображения.
Так, мы убеждаем себя, что мир принадлежит нам…, что жизнь подвластна нам…, и что наш произвол, диктует этому миру, свою волю. И полагаем, что, стоит нам отделаться, от собственных ошибок, стоит нам устранить все недочёты в своём сознании, и мир целиком, и полностью станет правильным, а главное – абсолютно нашим, подвластным нам, безусловно.
Но, для чего существует в нашем сознании, этот «ошибочный политес»? Зачем природа наградила нас, этим «надсознанием»?
Я полагаю, что именно благодаря нему, как нам кажется, мы становимся более ответственными животными. Благодаря тому разочарованию, и той боли, которая мучает нас всякий раз, когда мы осознаём в своём поведении – ошибочное, мы становимся осторожнее…, и начинаем относиться более ответственно, к собственным поступкам.
Так страх ошибиться, увеличивает наши шансы на выживание. Эти, идентифицируемые нами, ошибки, это наше поверхностное, наше предвратное толкование реальной действительности, словно санскритические мантры нашего «надсознания», нашего воображения, удерживают нас на плаву, не позволяя, в большинстве случаев, подходить слишком близко, к фатальной пропасти.
Мы, осознавая свою слепоту, свою слабую чувствительность, остерегаемся рискованных шагов. Так «центробежные силы нашего существа», нашего душевного агрегатива, – сдерживаются «силами центростремительными» …
3
Человек, становится настоящим человеком, только тогда, когда он приобретает полноту всей ответственности за себя, за свою жизнь, и свои поступки… Ответственность… – предмет гордости человека…, и его же крест, увешанный «веригами», и «шомполами» …, который он, вынужден нести всю жизнь. Но, самое интересное здесь, это то, во что превращается эта ответственность, во что она выливается, на пути своего становления.
Как и всё, на этой бренной земле, в конце концов, превращается в свой абсурд, так и ответственность, в процессе своего роста, превращается в самое ядовитое, и неестественное растение. – «Честь». И она, также остаётся предметом гордости, (хотя и, в уже гипертрофированном виде) …, но вот её крест, на котором «вериги», и «шомпола» превращается из «холодного оружия», в «огнестрельное» – в пушку, направленную на своего носителя.
Эта, не имеющая аналога в природе, аксиома, эта Великая максима, свойственная исключительно человеку, есть суть, вскормленный в самом себе, лютый враг…, от которого, – не спрятаться, и не убежать…, которого, не убить, и даже не обанкротить… И если смотреть на его появление, и становление, с точки зрения, и в параллелях природных превращений, то это напомнит, нечто схожее с превращением простого «паука», – в «скорпиона», способного убить самого себя.
Это показатель некоего «вырождения» человеческого характера, на ниве его становления, и «улучшения». Нет, и никогда не было на белом свете, более противоречивого, и более странного «вещества», как Честь. Конечно, честь –чести рознь. Но тот вид чести, о котором я повествую, являл собой, некий вид заблуждения. Этот вид чести, выглядел, как «обезьяна совести».
Вообще, что значит честь? Объяснение природой своих собственных явлений, в лице человеческой этической оценки, – это нонсенс природы, её врождённый абсурд, её собственное вырождение…, которое проявляется в полной мере, именно в человеке, как в самой прогрессивной субстанции природы.
Трактовать собственные, и чужие поступки, с точки зрения чести, с точки зрения не реальной, но придуманной необходимости…, с точки зрения выверенной, и закрепившейся в воображении, полиграмме этики поведения…, трактовать в угоду надуманной моральной обоснованности, в угоду укоренившейся выгоде разума, его набранного морально-этического контента…, в ущерб собственным парадигмам инстинктивного права поступать в соответствии собственным индивидуальным логарифмам…, собственным индивидуальным природным мотивам…, – что может быть глупее?!
Но именно такое поведение, считается самым разумным, и совершенным…, самым дальновидным, и самым возвышенным, из вех поведенческих лекал нашего социума.
Да, ты имеешь право выбирать для себя политес, из предлагаемых…, но ты не можешь создавать свой. Ибо, всякое противоречие здесь, всегда будет трактоваться, как ошибочное…, и отвергаться, не взирая на скрытую, или даже явную пользу для тебя, как индивидуума.
Трактовка – правит нашим сознанием, на всех фронтах жизни. Здесь нет иных пенатов для истинности, кроме воображаемых.