Исповедь травы
Шрифт:
Когда песня кончается, я поднимаю кубок.
– Как любит говорить старая Илсей из Саксонского ковена за нас с вами и за хрен с ними!
– За Орден!
– кубок Флетчера ударяется о мой.
Наверное, только ради таких минут и стоит жить на свете... Я сижу с ногами на постели, приклонившись головой к Флетчеру чего церемониться, здесь только свои. На этой же кровати с краешку пристроился Россиньоль, и сменяют одна другую прекрасные песни...
Здесь трава
высотою с дерева,
Здесь цветы
небывалой красоты,
Так пока
непорочны
Черный дым
рук пока не тянет к ним...
Как все-таки они непохожи... Этот Россиньоль по виду типичный бродяга, средневековый жонглер, знающий, как угодить даме и развеселить толпу. Не сразу и догадаешься, где у него просто песни, а где Слова. Флетчер же - менестрель из легенды, чья песня одинаково тревожит на королевском пиру и у костра на ночном привале... Но сила в них одна - и та же сила, таясь, живет во мне, хотя я-то сама не пою, только Говорю*, но и без лютни порой можно сделать немало!
– -------------------------------------------------------------
* В русском языке не существует точного эквивалента силийским словам "dillae" (стихотворное заклятие, одновременно являющееся религиозным гимном) и "dillao" (произносить, исполнять такое заклятие). В английском можно было бы попробовать для перевода слово "spell", в русском же приходится использовать написание с большой буквы "Слово" и "Говорить".
– -------------------------------------------------------------
Она то робко намекает,
Что разделяет эту страсть,
То вдруг стыдливо замолкает...
Она греха вкусила всласть!
Но с виду ангел, если нужно
Силен притворством слабый пол...
Что за черт! Я ведь уже слышала эту песню - и если мне не изменяет память, именно здесь, в Мире Великой Реки!
А нужно ей - всего лишь мужа...
– Поскольку, э-э, возраст подошел, - вставляю я совершенно автоматически раньше, чем это успевает сделать сам Россиньоль.
Он резко обрывает мелодию:
– Тебе известна эта песня? Но как раз ее я пою довольно редко!
– Слушай! А ты не пел ее здесь, в этой Сути, три с половиной года назад, во время осады Передола?
– Именно так, - подтверждает Россиньоль.
– Тогда я уже знаю тебя! Ты - тот, кого в Лэйе называли Клингзором-сказочником! Вот это встреча!
– Ты была в осажденном Передоле?
– его глаза расширяются от удивления.
– Кто ты? Как тебя звали тогда, и как зовут сейчас?
– Тогда, и сейчас, и всегда я ношу одно имя - Эленд, отвечаю я с достоинством.
И тут... Я не успеваю ничего сообразить - Россиньоль опускается передо мною на одно колено, целуя руку, потом поднимает на меня свои голубые глаза и тихо, с восхищением, произносит:
– Так вот какая ты стала, колдунья! Никогда бы не подумал, что из той девчонки вырастет настоящая королева!
Вот это винегрет! С трудом припоминаю, что, да, за глаза меня в Передоле называли не иначе как Рябиновая колдунья... Флетчер, кажется, не меньше моего потрясен этой сценой. А Россиньоль продолжает:
– Знаешь, у меня та ночь как живая в памяти... Когда тебя разбудили и ты вылезла из кучи лапника, я даже не сразу понял, мальчишка ты или девчонка - так, существо в штанах, и сухая трава торчит из волос. Но как только ты начала читать свои стихи, я чуть с ума не сошел, даже не верилось - разве можно чувствовать так в семнадцать лет? Это ведь даже не всякая женщина понимает! Как я потом тебя искал - для Ордена!
– Но я уже два года в Ордене, - наконец выговариваю я.
– Я Подмастерье на Пути Ткущих Узор.
– Значит, есть на небе справедливость, - торжественно произносит Россиньоль.
Когда я, спотыкаясь от усталости, бреду из музыкального салона, устроенного в Яшмовом зале принцессой Наинрин, по дворцу крадется на мягких кошачьих лапках темно-синий весенний вечер.
Как же я сегодня вымоталась, о боги...
Нет, все-таки славная идея - позволить всем менестрелям, которых понаехало видимо-невидимо со всех концов Мира Великой Реки, и других посмотреть, и себя показать еще до свадебного пира. Здесь можно петь сколько угодно и чего хочешь - не то что на пиру, где положено спеть сколько-то королю о доблести и сколько-то королеве о любви... Однако замечу справедливости ради - после этого пения в салоне лично я не пустила бы на пир по крайней мере половину тех, что насиловали лютни в Яшмовом зале.
Кто-то наверняка скажет, что я, как любой член Ордена, слишком пристрастна: не всем же слагать Слова, бывают ведь и просто песни. Бывают, не спорю... но час занудных вариаций на извечную менестрельскую тему "О западный ветер с восточных холмов" способен хоть кого вогнать в тягостные раздумья о том, куда катится наше мироздание. К тому же половина этих песен исполняется на одной ноте, а вторая половина на диком надрыве, и даже находятся таланты (в том числе, неизвестно почему прославленный в этой Сути, Элаур Серебряный Луч), которые умудряются совместить и то, и другое.
Смотрелись, на мой взгляд, всего шесть или семь человек, среди них блистала некая Рант - как я потом узнала, тоже Мастер Ордена на Пути Растящих Кристалл, хоть и местная - и, конечно, Винато-Россиньоль. То, что вытворял там этот хмырь, описанию просто не поддается - зрители стонали... Жаль, что Флетчер не снизошел до высокого собрания, он бы всем им показал! А впрочем, уж его-то я и в Городе наслушаюсь.
...- Эленд, хвала небесам! Наконец-то я тебя нашел!
Орсалл вырастает на моем пути, как чертик, выскочивший из шкатулки. Ну держись, старый боевой лось! Сейчас ты у меня узнаешь, как без вести пропадать на целый день!
– Ах, это вы, лорд Орсалл, - я вкладываю в эту реплику весь сарказм, на какой только способна.
– Боги мои, какая встреча! Не прошло и трех дней...
– Эленд, я...
– Я тебя спрашиваю, возлюбленный мой жених, - не даю я ему рта раскрыть, - по каким непролазищам ты таскался на этот раз? Ты только посмотри, на что похож твой плащ!
– Я...
– Ты - ведро грязи, прилипшее к моему левому сапогу! выговариваю я с неизъяснимым удовольствием.
– И ты прямо сейчас отдашь мне ключ от своей комнаты, чтобы я смогла забрать вещи!