Исповедь травы
Шрифт:
Однако надо отдать им должное - толпу они собрали немногим меньше той, что собираем мы с Лугхадом. И не только простонародье - вон тот алый камзол явно принадлежит Рыцарю Залов из личной охраны лорда Райни, Владыки Каэр Мэйла. Да и вообще хватает народу, которому дозволено носить оружие, а также дам под покрывалами. Но все же - сколько ни бейся в истерике этот деятель, никогда ему не играть так, как Лугхаду. У того, бывает, руки почти и не движутся по струнам, а гитара сама поет. И в безумии, и в беспамятстве Магистр остается Магистром...
Два с небольшим месяца, как я под Тенью - а для всего Кармэля, или Каэр Мэйла, как называет его Безумец,
Первые пять дней моих гастролей в "Багровой луне" уже благополучно забыты, так как я засунула зеленое платье на самое дно сумки. Оно было нужно лишь для привлечения Его внимания. Сейчас же я одеваюсь в черное, как большинство горожан, изредка - в бледно-желтое, в общем, выгляжу вполне обычно для Кармэля.
После того бешеного вечера, когда я отхлестала Лугхада мокрой тряпкой, и начались наши вечерние концерты на предмет заработка - мое обещание танцевать под его гитару сломило Его упрямство. Он и сейчас куда охотнее играет для меня, чем поет сам, но голос Его постепенно обретает прежнюю власть. И это так странно не сочетается с Его все еще человеческой, кармэльской манерой держаться - развязной и в то же время отстраненной... Такая углубленность в бездны прошлой боли до сих пор мешает Ему - не только Говорить, но даже полноценно работать на публику.
К тому же общее количество того, что Он выпивает... Я первая готова признать, что напоить Нездешнего невозможно - но все-таки эта привычка не способствует Его возвращению на прежний уровень. И поздно вечером, когда мы возвращаемся домой, бренча честно заработанными деньгами, между нами все еще нередки такие разговоры:
"Опять?"
"Что - опять?"
"Опять "Литанию" три раза начинал! Вот помяни мое слово в следующий раз во время танца непременно опрокину твою бутылку с пойлом!"
"Это я пытался хоть как-то отвязаться от дурехи в серой рубашке... Не вставать же и не говорить - извини, девочка, но под "Литанию" не танцуют и уж тем более не приплясывают, отбивая ритм!"
"Тогда в следующий раз мигни мне, я сама уйму этих балбесов. Но ты, если уж взялся петь, пой, а не валяй дурака! Возьми себя в руки, мать твою дивную!"
"Миллион чертей, вот сказал бы мне кто полгода назад, что абсолютно посторонняя ведьма будет меня воспитывать..."
"А я тебе уже не посторонняя. Мы работаем вместе, разве этого не достаточно?" - и, удерживая Его взгляд (что очень непросто), именно с той интонацией, с какой надо: "Брат мой...". И высшая моя награда - улыбка, подобная лучу утреннего солнца, что все чаще озаряет Его лицо!
Мелочь, скажете? А по-моему, вовсе нет. Как легко сняла я с Него привычную броню чуть надменной раздражительности - и неожиданно оказалось, что никакой другой защиты у Него нет, словно и не Камень сопутствует Его Воде, а такой же, как у меня, Огонь. И потому боже упаси хоть как-то надавить на Него характер не тот, да и бесполезно. Он должен вспоминать сам...
Вот так и живем. Первый месяц я боялась, что скорее сама с ума сойду - каждый день видеть такое вблизи, да не просто видеть, а говорить, касаться, слушать, как поет... Потом как-то незаметно привыкла - воистину, нет предела человеческой способности к адаптации!
Он для меня - источник одновременно сильнейшего наслаждения и постоянных забот, а главное - средство, помогающее не выть каждый вечер на луну в мыслях о Флетчере. Я для Него - поддержка в безумные, невозможные ночи, когда Он хватается за гитару и начинается такая мистика с магией пополам, что просто боже мой... И еще чистый плащ, аккуратно зашитая рубашка и вполне съедобный обед. Никогда бы прежде не подумала, что смогу вести хозяйство за двоих, особенно в кармэльских условиях, где все, от мытья головы до тушения грибов, приходится делать левой ногой через правое ухо. Впрочем, пусть даже ты в хозяйстве полный ноль, но если твой спутник - отрицательная величина... Да и много ли надо тому, кто давно уже отрешился и воспарил, плохо замечая мир вокруг себя!
Кстати, о плаще: это моя навязчивая идея - купить Ему хоть что-то под стать Его внешности... где б найти такое средство, чтобы вывести эстетство! Но честное слово, меня уже в тоску вгоняет этот Его неизменный черный. Зеленого в Кармэле, правда, днем с огнем не сыщешь, зато коричневого - сколько угодно, от золотистого и красноватого до совсем темного. Когда-то этот цвет был здесь исключительно привилегией знати, сейчас же просто считается самым нарядным. Вот поднакоплю еще немного рун и подберу Ему что-нибудь под цвет волос, а рубашку обязательно белую, как это водится в Городе. Чтоб все эти благородные дамы в золотом шитье, что до сих пор поглядывают на Него с легким презрением, умерли на месте, осознав, что красивее в этом городе нет никого!
Между тем рыжеволосый шаман в последний раз тряхнул гривой и, завершая песню, вдарил по гитаре с такой силой, что удивительно, как она не разлетелась в щепки.
– Следующая песня тоже относится к циклу "Леди с соседней крыши", - объявляет он, кашлянув для порядка.
– Но если первая была целиком моя, то эту мы написали вдвоем с Висару, - кивок в сторону черненькой девочки.
– И слова, и музыку - не разбираем, где чье. Песня называется "Птица без хвоста"!
Повинуясь кивку, черненькая начинает бить в бубен, задавая ритм. Гитара и флейта подстраиваются как-то очень ловко, и я понимаю, что вот это мне, похоже, даже нравится. Посмотрим, каков будет текст. До сих пор особым смыслом песни рыжего не грешили - набор случайных ассоциаций, лишь бы на музыку ложилось. Впрочем, народу вроде бы в кайф...
Машинально я окидываю взглядом этот самый народ - и неожиданно встречаюсь взглядом... нет, наверное, нельзя так сказать - сейчас на мне мой лучший наряд, что впору знатной даме, а потому и мое лицо тоже скрыто достаточно плотным черным покрывалом.
Юноша, почти мальчишка, смуглое лицо падшего ангела, особенно красивое вот так, когда он стоит в профиль ко мне и чуть касается рукой подбородка. Полудлинные волосы как вороново крыло - даже не столько по цвету, сколько по удивительной завершенности линии. Черный шелк одежды, тонкий темный обруч на таких же шелковых волосах, точеная, почти женская рука с перстнем - высший из высших. Оттого и скучающее, почти презрительное выражение в оленьих глазах. Я делаю попытку отвернуться, но он снова и снова необьяснимо притягивает мой взгляд.