Исповедь «вора в законе»
Шрифт:
Я пытаюсь что-то сказать, но от такого поворота событий язык немеет.
— Мотаем быстро, — моментально трезвеет Виктор.
Мы кладем истекающего кровью парня на скамейку и быстро уходим. Вездесущие старушки из подъезда нас все же заметили:
— Что же вы, молодые люди, товарища своего оставили?
— Ничего, проспится — сам до дому дойдет, — отвечаем им, прибавляя шаг.
«Выбрось нож, — успеваю напомнить Виктору, постепенно приходя в себя, — а я буду ловить такси. Едем на вокзал».
Мне нужно, не мешкая,
На вокзале встал в очередь — взять билет до Ростова. Виктор куда-то смылся. Смотрю, подходит с чужим чемоданом: «Быстрей на выход». На выходе нас берут оперработники…
И вот я снова в приемнике-распределителе. Убежать практически невозможно. На мне казенная одежда. В туалете — овчарка, готовая на тебя кинуться в любую минуту.
Называюсь опять Александровым. Но проходит три дня, и уголовному розыску становится ясно, какой я одессит.
Меня ведут в следственный изолятор, пытаются «пришить» дело по сейфу. Я всячески выкручиваюсь. Следователь берет на пушку, говорит, что пока я «бегал», Володьку и Китайца уже осудили, и они назвали меня как соучастника. Я чувствую, что это «туфта» и что на суде подельники скорее всего откажутся от своих показаний.
Так оно и получилось. Во время судебного заседания Володька с Китайцем все берут на себя и показывают, что меня оговорили. Судья злится, адвокат требует меня освободить. Я нагло улыбаюсь.
Наконец, зачитывается приговор. Каждого из нас осуждают к шести годам лишения свободы. Но судья подкинул мне «бяку». В приговоре указано, что, испугавшись мести с моей стороны, Володька и Китаец изменили первоначальные показания и преступление, которое совершил я, взяли на себя.
Пишу кассационную жалобу. Долго нет ответа. Наконец, он приходит, но не в мою пользу. Вовку и Китайца освобождают из-под стражи. Меня отправляют в колонию, что под Краснодаром.
На этот раз на воле пришлось мне гулять неполных десять месяцев.
В зоне работал, выучился на шлифовщика. Эта специальность пришлась по душе. Уже через полгода ходил в ударниках. Мой портрет помещали на Доску почета. Появились даже ученики. Примерным трудом заслужил досрочное освобождение.
Один из тех, кого я обучал на шлифовщика, молодой парень, познакомил меня на воле со своей теткой. Лидой ее звали. Приятная женщина, вдова, квартирка неплохая. Но связывать с ней свою судьбу не стал. После Нины, честно признаюсь, никого так и не смог полюбить.
Но вот чего уж не ожидал от себя — сильно привязался к восьмилетнему Сашке — сыну этой женщины. Шалун он был страшный, за уроки садился из-под палки. А вот меня стал слушаться. Видно, не хватало ему отцовского воспитания. Я же впервые в жизни пожалел о том, что лишил себя радости отцовства.
Эта моя «семейная история» закончилась скоро, полгода не прошло. По той же причине, что и прежде. Не утерпел, потихоньку опять начал шарить по чужим карманам. «Засветили» на «трассе». Точнее, погорел не я, а мой подельник, карманник-наркоман. Таких с недавних пор развелось много. А у «наркоши», ясное дело, и руки дрожат, и не та бдительность.
И опять — трехлетняя «командировка» в края, о которых с горечью могу сказать, что стали они моим вторым домом…
До следующей встречи, краснодарские «щипачи».
Всякое бывает
Однажды со своим подельником едем в трамвае. Свое уже «отработали», спешим на «хату» — перекусить и поспать малость. Но так уж устроен наш брат-карманник, что от его глаза ни одна мелочь не ускользает. Вроде уже подремываешь, а все замечаешь. Особенно, если много народу и при случае, отогнав дрему, можно рискнуть по новой.
А трамвай и вправду «играет». Вдруг замечаю, как одна симпатичная молодая женщина с черными, как смоль, волосами, воспользовавшись суетой у передней двери, ловким движением вытягивает у мужика портмоне. Ничего не подозревающая жертва едет дальше, а женщина выходит на первой остановке. «Сработано на все сто», — перемигиваемся мы с подельником и, не сговариваясь, выпрыгиваем вслед за ней из трамвая. А женщина между тем на ходу, не останавливаясь, выпотрошила портмоне и, переложив деньги к себе в карман, незаметно выбросила его в урну.
Подходим к ней.
— Такая хорошенькая, а «втыкаешь» — по карманам лазишь, — говорю я полушутливо.
— Всякое бывает, — улыбнулась она в ответ, одарив меня игривым взглядом.
Так я впервые познакомился со знаменитой краснодарской карманницей Зинкой Черкеской.
По ловкости рук и находчивости не уступала она многим ворам-мужчинам. Ее совсем юная дочь тоже была воровкой.
Потом мы с Зинкой встречались не раз, хотя на пару и не «работали». А ее присказка «всякое бывает» мне почему-то запомнилась, нет — так прилипла, что стала и моей. Ведь если вдуматься, в ней, присказке этой, свой, философский взгляд на жизнь, на окружающих тебя людей. И к тому же — готовность встретить как подобает любую неприятность или удар судьбы. А в этот раз поводов вспомнить мудрый житейский смысл Зинкиных слов у меня было предостаточно.
В Краснодар я приехал не после очередной отсидки. Срок, хотя и был невелик, еще не вышел. Но его «догуливал» я на «химии», — так окрестили в свое время стройки народного хозяйства, где трудились условно освобожденные. В общем, как это именуется в официальных итеушных бумагах, самовольно оставил стройку, а если проще — сбежал.
Во «взрослой» воровской жизни такое случилось со мной впервые. Нет, не черт попутал. Возможные последствия побега я знал. Как и то, что в Краснодар тут же придет ориентировка. Однако обстоятельства, о которых я здесь не пишу, заставили меня совершить побег.