Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Я не знаю, что будет на Юге. Вещуны могут видеть настоящее и то, что было раньше, но заглядывать вперёд нам не дано. Вот только одно я видал и понял. Пока зелёные твари шли к Проливу, они осознали, что могут обходиться без своих болот. И, значит, когда им станет в них тесно… А это будет скоро, ведь нынешние их болота совсем не так велики, как те, что высохли в Жёлтых Землях… Так вот, тогда они покинут их и пойдут за перевалы. И нам их не удержать, ибо нам не хватит на это ума. А Пришлым их не удержать потому, что им не хватит на это силы. Тем более что лучших их мужчин выбили мы. Успели. А те, что остались… они хиляки даже для Пришлых. Не им и не их детям заглянуть в эти немигающие золотые глаза и остаться живыми, смешно об этом говорить. Вот такие дела, Охотник. Я могу не любить Пришлых, и я их и не люблю, но если нас сметут, то уж лучше они, чем зелёные твари. Ты правильно понял, что я задумал. Не понял только зачем. Они ведь выживут здесь, в лесах. И те младенцы, что не остались стыть в роще, что к вечеру замяукают уже на этой их стоянке, выживут тоже. И наплодят детей, они будут самыми сильными
– Ладно, хватит болтать. Нам ещё возвращаться. Пора.
И ведь они не узнают. Никогда…
Натуралист: Если они могли скрещиваться, значит, людей и огров не стоит считать разными видами.
Северянин: А кем тогда стоит считать? Резюмируем – возможно, предки, так и не оформившись как полностью самостоятельный вид, вместо этого побрели скрещиваться с ограми.
Принцесса: А кого чего удивляет? Времена были простые, моралью не обременённые…
Ваш Стекольщик: Да не было никаких огров! Вообще! Давно доказано, что пресловутый череп из О’Гранье – это фальшивка!
Натуралист: Находки давно не ограничиваются костями в О’Гранье. Так что были. Только мы их благополучно выбили…
Северянин: Ящеры, а не мы.
Натуралист: Ну, ящеры тоже постарались. А мы добивали остатки и тех, и других:). Хотя соглашусь: не случись в Ледниковый период ящеров в южном рефугиуме, ещё неизвестно, кто бы кого – мы огров или огры нас.
Северянин: Ну, не скажи. Как я понимаю, пока ещё не ясно, дожили ли южные огры до встреч с людьми. Вот северных мы били, это да. Но они кончились раньше:).
Принцесса: Одно утешает. Что эти ваши генетики нашли у нас огров, а не ящеров;)).
Хищница: Вариантов с огрскими маркерами в генах людей на самом деле масса. Что угодно могло быть. От союзов по взаимному согласию до прямой их противоположности. Жизнь, как известно, пышно зеленеет.
Принцесса: Да, темна вода… Подозреваю, что кто там и как у предков нашалил, мы всё равно не узнаем. Ладно, дети огров:), хватит болтать о ерунде. Лично я спать пошла.
Хищница: А всё-таки как минимум интересно… Спасибо, Дюк!
Платон Сурин
Трефовый валет
(история одного отыгрыша – с примечаниями и пояснениями)
1. Дольгауз
– И что же, эти несчастные и в самом деле круглый день сидят в оковах? – Тонкие пальчики крепко сжали крохотную ручку чайной чашки, будто ища у нее поддержки.
– Помилуйте, голубушка Ольга Андреевна, – почти что оскорбился Ледер. – Что за дикая у вас картина… Это романистам пусть будет угодно живописать бесчинства, которые, по их мнению, творят жестокосердые врачи над беззащитными жертвами душевной болезни, а просвещенным людям не к лицу… Заверяю вас, что ни цепей, ни клеток в стенах Обуховской больницы не применяется – мы же не Германия какая-нибудь… – Последняя фраза в устах Ледера выглядела особенно комично, поскольку сам он был из немецкого рода – давно, впрочем, обрусевшего. – Для успокоения ажитированных пациентов используются ремни и специальные camisoles [8] с особенно длинными рукавами. Рукава обвязываются вокруг тела и закрепляют больному руки, чтобы он не мог повредить себя во время приступа ярости. Никаких прочих «оков» не применяется.
7
Дольгауз – устаревшее, XVIII века, название больницы для душевнобольных (от нем. Tollhaus).
8
Camisole, camisole de force (фр.) – смирительная рубашка.
Ледер шумно отхлебнул чаю и укоризненно покачал головой:
– Душевную болезнь, господа, не излечить жесткими методами. В корне любой мании или меланхолии лежит страх, а страх можно победить только добротой и гуманным обращением. Тут я являюсь приверженцем идей, первоначально развитых месьё Дакеном: прежде чем хоть сколько-нибудь продвинуться на пути исцеления, врач должен установить с больным особенную доверительную связь, научиться понимать его помешательство, даже в некотором роде разделить его – ^etre fou avec eux [9] …
9
^Etre fou avec eux (фр.) – разделить с ними их помешательство.
Ольга Андреевна не сдержала удивленного возгласа.
– Ну, не в буквальном, натуральном, значении, – со смешком успокоил Ледер, довольный произведенным впечатлением.
– И что же, – полюбопытствовал юнец флегматической наружности, приходящийся, кажется, хозяйке дома племянником, – значителен ли успех?
– Успех, вне всякого сомнения, есть, – ответил Ледер. – Вот не далее как вчера… – Он неожиданно спохватился: – Однако я боюсь, что решительно наскучил. Прервемся.
Собрание запротестовало. Предмет определенно вызывал у всех живейший интерес.
– Рассказывайте, Михаил Францевич, – распорядилась Ольга Андреевна. – Не кокетничайте.
Ледер развел руками, показывая, что желание хозяйки для него закон, и продолжил:
– Два года назад к нам поступил примечательный больной. Молодой инженерный офицер в состоянии глубочайшей – поистине, как говорится в народе, черной – меланхолии. Был он совершенно погружен в себя и вовсе не реагировал на происходящее вокруг. Целыми днями сидел он неподвижно и чрезвычайно скоро бормотал под нос одни и те же слова по кругу: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!»
– Что же означала эта фраза? – полюбопытствовала одна из дам.
– О, тут целая мрачная поэма. Молодой этот человек имел страсть к карточной игре, и можно прямо утверждать, что именно эта губительная склонность и привела к тогдашнему его печальному состоянию. Он проигрался поистине фатальным и трагическим образом, лишившись махом всего своего капитала. Других подробностей я о ту пору не знал.
Ледер задумчиво помял в руке салфетку.
– Люди нервического, увлекающегося склада подобны языку пламени на тлеющих углях. Со стороны кажется, что и огня-то никакого почти что нет, и жару не стоит опасаться – но впечатление такое обманчиво. Огонь только прячется до поры, ждет подходящего порыва ветра, а когда дождется, тут-то и вспыхнет костром… Мой инженер был именно такой натурой. Пожар, приключившийся в его душе, был, по всей видимости, очень силен, так что вреда наделал серьезного. Прошли месяцы, прежде чем новый пациент – назовем его Шварцем, хоть настоящее имя его не таково, – впервые выказал признаки улучшения…
– Шварц? – переспросил муж хозяйки. – Из иностранцев?
– Кажется, отец его был немец, – бесстрастно ответил Ледер. – Впрочем, я знаю не наверняка… Поначалу лечение продвигалось тяжело. Случай господина Шварца несомненно относился к тому, что в Эскиролевой [10] классификации именуется липеманией, и характеризовался сильнейшей подавленностью и полнейшей сосредоточенностью на какой-то единственной мысли. Такая мысль, как правило, представляет собой порождение бреда, болезненной фантазии и причиняет своему обладателю немалые страдания. Страх и тревога, обуревавшие молодого инженера, были неотступны – казалось, они вконец поглотили его. Шварц не отвечал на обращенные к нему вопросы и не проявлял никакой способности к осознанному действию. Даже кормить его зачастую приходилось насильно. Несмотря на почти полную неподвижность, он находился в крайней степени нервного истощения. Он будто бы безостановочно бежал вкруг какой-то дьявольской карусели, безуспешно тщась на нее вскочить и повторяя одно и то же бессильное заклинание. «Тройка, семерка, туз!» «Тройка, семерка, дама!»
10
Эскироль – Жан-Этьен Доминик, французский психиатр конца XVIII – начала XIX века.
Ледер обвел взглядом лица слушателей и остался доволен произведенным эффектом. Всеобщее внимание принадлежало рассказчику безраздельно.
– Через полгода после поступления положение пациента решительно не изменилось. Однако я все еще не торопился объявить его неизлечимым. Ментальная болезнь часто является отражениями мучений души, а отнюдь не свидетельствует об утрате рассудка. Я взял Шварца под свое особое покровительство. Моксы [11] и холодные ванны приносили некоторое облегчение его положению; но наибольшую важность я полагал в постоянных беседах, которые наказал проводить с пациентом ординаторам, и которые, по меньшей мере, единожды в неделю проводил сам. Беседы эти поначалу трудно было назвать таковыми, поскольку со стороны Шварца участия не было никакого. Но тут значимость имел не собственно диалог, а доброжелательность и внимание, которые выказывались пациенту и были призваны источить панцирь его меланхолии, подобно тому, как вода точит камень.
11
Моксы – прижигания; использовались в медицине XIX века, в том числе для лечения депрессивных состояний.
Ледер сделал паузу, давая возможность аудитории получше распробовать на вкус изыски его красноречия, затем продолжил:
– Мало-помалу лечение начало приносить плоды. Пациент мой стал понемногу отвлекаться от своего наваждения. Все чаще наступали периоды просветления, когда Шварц уже не сидел угрюмой букою в углу, а прогуливался по коридорам или в саду. Зловещее свое бормотание он вскоре совсем оставил, а еще несколько месяцев спустя впервые выразил желание вступить и в разговор.
– И что же, – не вытерпела тут Ольга Андреевна, – поведал ли он свою роковую тайну? Ведь наверняка тут должна была иметься какая-то тайна?