Исправляя ошибки
Шрифт:
С мгновение Лея колебалась. Инстинктивно она опасалась доверять Викрамму после того, что видели ее глаза несколько минут тому назад. Да и Калуан, судя по его виду, был вовсе не рад такой затее.
Однако страх за сына и естественная злоба на омерзительный обман быстро взяли свое. Лея, как могла, совладала с собой. Она кивнула своему спутнику, давая понять, чтобы Иматт не беспокоился о ней, после чего удалилась вслед за Викраммом и его свитой в ту сторону, где стояла личная яхта Верховного канцлера. Это был корабль класса «Вершина» производства корпорации «Веккер», один
Когда они с Викраммом остались вдвоем, Органа выговорила, зло чеканя каждое слово:
— Что вы сделали с моим сыном? Не пытайтесь меня обмануть, Лайам. Если вас не страшит Высший суд, то побойтесь хотя бы собственной совести. Кого вы расстреляли вместо него?
Другого преступника, осужденного законом на смерть? Или просто первого попавшегося под руку, арестованного за незначительную провинность мальчишку с нижних уровней столицы, который имел хоть какое-то внешнее сходство с Беном?
Викрамм молчал. Что он мог сказать? Генерал Органа наверняка и сама прекрасно понимала, что вся эта затея идет не иначе как от Диггона.
А этот тип — как известно из жизненного опыта, — готов на все; готов даже пролить невинную кровь, лишь бы доказать свою состоятельность. Не зря, ох не зря она с самого начала опасалась подпускать его к Бену!
— Если вы немедленно не скажете мне, что стало с моим сыном, я сообщу о вашем обмане всем — сенату, военному совету, прессе, наконец, вашим избирателям, — выдавила Лея с угрозой.
Увиденное, конечно, повергло ее в шок. Казнить одного юношу вместо другого — это невозможно уложить в голове! Однако случившееся, по крайней мере, позволяло надеяться, что настоящий Бен все еще жив.
Понимая, что генерал Органа со своими угрозами опасно приблизилась к тому, чтобы загнать его в угол, Викрамм внезапно перешел в наступление.
— Ваш мальчик жив, — перво-наперво подтвердил он.
Трудно сказать, ослабила или усилила эта новость волнение в душе у Леи — однако на сей раз волнение было радостным, почти счастливым. «Жив…» — беззвучно прошептали через облегченный выдох тонкие, побледневшие ее губы. Ее сыну не успели причинить вреда — это было самым главным.
— Где он? — почти прорычала Лея с долей исступления в голосе.
— В надежном месте. И если вы желаете, чтобы он и дальше находился в безопасности, вам, генерал, следует умерить свой пыл и помалкивать о том, что произошло.
Этот внезапный подлый удар заставил Лею содрогнуться. Она не думала, что Викрамм решится так откровенно шантажировать ее.
— Как вы смеете? — спросила она шепотом.
Она положила на алтарь служения Республике всю свою жизнь, отдала все силы, поступилась счастьем и благополучием своей семьи — и вот как Республика отплатила ей за верность. Сперва позор, учиненный в сенате шесть лет назад, а теперь и эта история. Неужели все те годы, что она, не переставая, варилась в густой политической каше, не позволили ей добиться должного авторитета, чтобы заставить оппозицию считаться с ее мнением?
Будто прочтя ее мысли, канцлер проговорил, надменно приподняв голову (отчего рыхлость его подбородка стала
— Смею, дорогая сенатор Органа. Не забывайте, что судьба Республики лежит на моих, а вовсе не на ваших плечах. Я и так сделал для вас достаточно: я согласился закрыть глаза на то, что вы больше месяца скрывали государственного преступника, хотя это обстоятельство давало повод обвинить в измене и вас, и Сопротивление в целом…
— Только не говорите, будто пошли на эту милость из уважения ко мне, — Лея чувствовала, что ее язык приобретает все большую резкость. — Вы не желали предавать огласке эту историю, потому что опасались конфликта с Сопротивлением, понимая, что наши бойцы нужны вам, пока флот Республики не восстановит свои прежние ресурсы.
— Я и сейчас не хотел бы, чтобы между правительством и командованием Сопротивления встали какие-то разногласия. Для того вы и ваш заместитель вошли в состав военного совета.
— Не стоит повторять эти прописные истины, Лайам. Я и так знаю их. Вы преследовали лишь собственные цели, замалчивая и события на Эспирионе, и настоящее имя преступника Рена, и обстоятельства гибели генерала Соло, и…
— Довольно! — оборвал ее Викрамм. — Я исходил из интересов вверенного мне судьбой государства.
— Уж не этими ли интересами вы руководствовались, когда позволили Диггону пытать моего сына?
Воспоминание о том, что довелось недавно пережить Бену — а вместе с ним и его матери, — заставило гнев, уже было отпустивший ее душу, вновь собраться в горле болезненным комом.
И тут страшное осознание, наконец, настигло ее: пытки. Служащие Разведывательного бюро по инициативе Диггона мучили Бена, чтобы заставить его выдать стратегически важную информацию. Теперь мнимая казнь Кайло Рена окончательно развязала им руки.
Потрясения этого дня уже достаточно подточили ее восприятие, благодаря чему Лее казалось, что ее, наверное, уже ничто сегодня не удивит. Иначе она и вправду могла бы не сдержаться. Генерал чувствовала, что готова растерзать на месте того, кто допустил подобное; кто отдал жертву, отныне беззащитную с точки зрения закона, на растерзание палачам.
Ей пришлось умолкнуть ненадолго, чтобы совладать с неровным, возбужденным дыханием. Вновь и вновь она повторяла в уме, что не ожидала таких вероломства и жестокости.
— Лея… — Викрамм поглядел ей в глаза — и встретил в них только холод. Однако он продолжил, надеясь, что его речь сумеет если не смягчить, то хотя бы образумить эту дерзкую женщину: — Такова действительность. В отношении вашего сына я готов был пойти на многое, вы не можете отрицать этого. Однако юноша сознательно добивался для себя самого сурового приговора. Вы ведь слышали, он сознался во всем, нисколько не колеблясь…
— И это дало вам повод выдать его разведке?
Теперь его превосходительство окончательно убедился, что генерал Органа разгадала их с Диггоном уловку. Впрочем, разве ее догадки что-то меняли? Дело уже сделано; смерть этого безымянного мальчишки, ложного Рена — сколь бы незначителен тот ни был сам по себе, — отрезала путь назад. Оставалось доиграть партию до конца.