Исправляя ошибки
Шрифт:
Мысленно Лея, не переставая, взывала к брату и ожидала его ответа с тем необычайным трепетом, который известен лишь любящему, готовому к жертвенности сердцу.
Наконец, она услыхала:
«Прости, Лея. Похоже, я снова тебя подвел…»
Еще не догадавшись об истинном значении происходящего, Органа поняла одно — что Люк по каким-то причинам потерпел неудачу.
Большего ей знать не требовалось. Лицо пожилой женщины исказилось рыданием. Дыхание сперло, действительность вдруг стала пугающе расплываться перед глазами, словно краски на полотне, угодившем в воду.
С самого рождения Лея Органа привыкла
На долю секунды Калуан испугался — ему показалось, будто генерал готова лишиться чувств. Однако Лея усилием воли сумела побороть слабость.
Прикрыв себе рот рукой, чтобы удержать рвущееся наружу отчаяние, она сделала небольшой шаг к решетке, вглядываясь в фигуру заключенного, почти невидимую среди солдат, с поражающей алчностью — на такой взгляд способна лишь материнская любовь, которая, переступая определенную черту, приобретает почти демонические свойства. Подсознательная уверенность генерала Органы состояла в том, что сердце ее не выдержит, и что ей с минуты на минуту тоже суждено упасть замертво — тотчас следом за Беном.
Охрана расступилась, оставив скованного пленника у стены в одиночестве. Наступила тишина.
Лея в последний раз взглянула на сына. Почти половину лица молодого человек закрывала толстая повязка, мешая разглядеть его.
Наконец, сомнения закрались и в ее душу. В одночасье подавив рыдания в груди, генерал замерла — в ее неподвижности было что-то неожиданно враждебное, хищное. Так настороженно замирает зверь, почуявший добычу.
Лея стояла, не шелохнувшись, когда на ее сына обрушился шквал выстрелов, и тот сразу же упал, доведя тем самым устрашающее действо до логического завершения. И когда кто-то из расстрельной команды, отложив оружие, подбежал к нему, чтобы засвидетельствовать смерть, факт которой и без того уже ни у кого не вызывал сомнений. И даже когда тело казненного унесли с площадки, и стрелки удалились следом, и зрители вокруг, смущенно и как-то стыдливо переглядываясь (потому что вид чужой смерти всегда влечет смятение и стыд, по крайней мере, в первый мгновения), тоже начали расходиться, генерал, застыв на месте, бледная, словно призрак, продолжала глядеть в одну точку, как будто случившееся нисколько ее не тронуло. Ее спутнику впору было заподозрить, будто пожилая женщина, неровен час, повредилась умом. Ее руки мелко дрожали, а взгляд выражал такой сверхъестественный ужас, словно перед взором генерала Органы, незримая для всех остальных, распростерлась сама Бездна.
Только когда Иматт, не на шутку перепуганный таким окаменевшим воплощением безысходности, принялся торопливо и расторопно трясти Лею за плечи и громко звать ее по имени, наплевав на звания и прочие воинские условности, та, переведя на него все еще мистически завороженный взгляд, прошептала то, что Калуан едва сумел расслышать. Но когда расслышал, то справедливо принял за еще одно свидетельство надвигающегося безумия.
— Это не он… — произнесла Лея, пораженная и до крайности напуганная. И повторила, по большей части, чтобы заставить саму себя поверить в реальность того, что только что видели ее глаза: — Это не Бен…
***
… Кайло, подрагивая, отвернулся от экрана. Во взгляде бархатных его глаз читалась смесь ужаса, непонимания и презрения — к обману, который заставил умереть его имя, но не его самого.
— Теперь вы все видели, — бесстрастно констатировал Диггон. — Вас больше нет, Рен. Вы мертвы — стало быть, над вами больше не властны никакие законы.
Он дал пленнику время — пару секунд — чтобы тот мог полноценно осознать смысл сказанного. Затем продолжил:
— Закон отныне не способен навредить Кайло Рену. Однако он и не защищает вас.
Кайло молчал, однако в глубине его странно покрасневших глаз ясно читалось: «Будьте вы прокляты».
— Обратите внимание, Соло, у вас есть шанс. Уникальный шанс, умерев, сохранить свою жизнь и даже свободу. Навек распрощаться с Кайло Реном. Жить отныне так, как вам хочется. А что до Кайло Рена, он сделался мучеником, как вы того и хотели. Никто и никогда не обвинит его в предательстве — мертвецы не могут раскрыть никаких тайн.
Юноша по-прежнему не говорил ни слова. У него кружилась голова.
Наконец, Диггон перешел к заключительному этапу своих настойчивых увещеваний.
— Как видите, все преграды устранены, — сказал он. — Остальное зависит только от вас. Дайте Республике то, что она желает получить — и она достойно отплатит вам. Если же вы откажетесь… что ж, мне придется прибегнуть к иным методам убеждений, которых закон не предусматривает. И учтите, никто — ни ваша мать, ни ваши приятели-рыцари, ни агенты Первого Ордена, — не станет искать вас, потому что для всех вы только что были казнены. В моей власти подарить вам как жизнь, так и смерть (но смерть отнюдь не столь быструю и легкую, какую принял ваш двойник). Все зависит только от вашего слова.
Кайло хранил тишину еще несколько мгновений, в течение которых он не пошевелился. Его руки тряслись; юноша выглядел ошеломленным — зрелище собственной казни, как ни крути, возымело свой эффект — однако вовсе не сломленным. Даже сейчас он был поразительно похож на мать. В эти же самые мгновения там, наверху Лея глядела с таким же потрясенным видом на площадку для расстрела, откуда всего минуту назад унесли тело неизвестного молодого человека, которого все посчитали ее сыном, и судорожно гадала, где же теперь истинный Бен Соло.
Затем пленник вдруг рассмеялся. Неужели враги решили купить его, пойдя на такую пошлую уловку? Или рассчитывали устрашить демонстрацией убийства ложного Рена? А теперь вот еще и пытаются смутить его угрозами, глупцы!
— Никогда…
Он выдавил лишь одно слово, однако попытался произнести его так, чтобы у Диггона не возникло сомнений, что отказ пленника окончателен. Что тот не пойдет ни на какие сделки, тем более со лжецами, вроде него, или самого Верховного канцлера (ведь майор наверняка не решился бы на такого рода обман, не заручившись поддержкой своего влиятельного друга).