Исправляя ошибки
Шрифт:
Трудно утверждать, что именно последние слова заключенного склонили чашу весов не в его пользу. Хотя несомненно, тот факт, что Кайло Рен хладнокровно и безжалостно погубил собственного отца (кем бы тот ни был), значительно сыграл против него. Диггон добился поставленной цели, представив своего подопечного, как конченого человека — право, ему даже не пришлось прилагать для этого особых усилий. Органа видела, как посуровели лица присутствующих в зале.
И все же, когда зал поднялся, чтобы заслушать решение суда, у нее в душе внезапно зажглась какая-то иррациональная и вместе с тем изумительно крепкая, упрямая, опаляющая душу
Еще недавно ее лицо было болезненно бледным. С него исчезли краски счастья и уверенности. Но теперь, в ожидании рокового вердикта, на щеках Леи вспыхнул нездоровый румянец.
Она выслушала приговор, не моргнув и глазом. Казалось, что тело ее стало каменным.
Чуда не произошло.
***
Войдя в камеру, Диггон увидел заключенного сидящим за столом спиной к стене и лицом ко входу, со сцепленными в «замок» руками. Почувствовав, что дверь открылась, мальчишка резко поднял голову, и темные бархатные его глаза встретились с глазами майора. Тогда тот различил в них нетерпение и трепет, такой простой, такой — и вправду — понятный для всякого разумного существа.
— Дело решилось, — спокойно произнес майор. И умолк, посчитав дальнейшие слова излишними.
Внезапно мягкий, полный снисходительного сострадания взгляд визитера подсказал Бену, что все случилось так, как и должно было.
— Когда? — хрипло спросил он.
— Скоро. Согласно постановлению суда, не позднее завтрашнего утра.
Викрамм посчитал, что лучше покончить с этим делом как можно скорее.
Бен через силу втянул воздух.
— Отчего же все казни принято вершить с утра? — пошутил он.
Диггон сочувственно опустил руку ему на плечо, как уже делал это прежде — ни единожды. И всякий раз неприкрытая фальшь этого жеста вызывала у Бена волну отвращения.
— Мне жаль, Соло.
Юноша вскочил на ноги.
— Еще скажите, что вам будет недоставать моего общества.
— Признаюсь, мне было интересно с вами…
Майор хотел сказать еще что-то, однако его бесцеремонно прервал звук громыхающих ударов.
Кайло яростно бил кулаком по столу, оставляя на его поверхности небольшие вмятины. Его нервы, наконец, не выдержали. Диггон мог бы поклясться, что этот глупый щенок сейчас раздумывает, не прибегнуть ли ему вновь к Удушению, чтобы раз и навсегда расправиться с худшим из своих тюремщиков, коль скоро его участь и так уже решена? И только зная наперед, что у него ничего не выйдет, пленник не решался нападать.
Да, череда допросов сумела надломить в нем что-то. Не из-за физических страданий, нет — в этом смысле пленник ожидаемо оказался крепким орешком. Скорее по причине постоянного внимания и не прекращающихся расспросов, которые молодой человек воспринимал на удивление остро и болезненно. Но, так или иначе, Диггон чувствовал, что сумел приблизиться к вожделенной цели. Стоит надавить еще немного — и возможно, этот парень, наконец, расколется.
Дождавшись, когда удары стихнут, майор бесстрастно добавил:
— Я вижу, что вам тяжело, магистр. Но боюсь, что период уговоров, даже настоятельных, теперь остался в прошлом. Вы знаете условия, на которых военный совет и Верховный канцлер согласны сохранить вам жизнь. Я не стану вновь называть их, отнимая ваше и свое время. Если вы намерены решиться и все же пойти на соглашение с властями, решайтесь немедленно. Сегодня, сейчас. Завтра будет поздно. Завтра вас расстреляют.
Пленник ничего не ответил, даже не повернул головы. Он стоял, опершись на обе руки, и в его горячем, через приоткрытый рот, дыхании смешались испуг и гнев.
Наконец, он произнес на выдохе:
— Скажите, Диггон, ребята из расстрельной команды — хорошие стрелки?
— Хорошие, — спокойно кивнул разведчик, умолчав, впрочем, о том, что половина из этих стрелков, вероятно, будет из его отделения.
— Будут целиться сразу в сердце? Или в голову? Я слышал, что если угодить прямо в мозг, вот сюда… — он указал себе между глаз, — то все кончится быстро. Так быстро, что не успеешь почувствовать боли. Боль — это ведь просто совокупность нервных импульсов, не так ли? Если мозг не успеет обработать сигнал…
Бен не желал, чтобы те, кто придут поглядеть на казнь, видели, как он корчится в агонии и истекает кровью. Оставалось уповать на то, что его завтрашние палачи — и вправду профессионалы.
— Все произойдет здесь? — продолжал допытываться пленник.
— Да, на Центакс-I.
— Много народа будет присутствовать при этом?
— Члены военного совета. Быть может, несколько доверенных лиц сенаторов.
Сами члены правительства наверняка не решатся присутствовать из опасения, чтобы в дальнейшем их образ не ассоциировался у потенциальных избирателей с отвратительным зрелищем казни. Впрочем, глава Республики планировал прибыть лично, он стоял во главе минувшего судебного процесса, и потому не имел права оставаться в стороне, чтобы народ не решил, будто канцлер избегает ответственности за самый главный и самый неприятный момент.
— Выходит, и генерал Органа тоже явится?
— Если пожелает.
— И, конечно, журналисты…
Ведь ради гласности все и затевалось.
— Без сомнения.
Кайло криво улыбнулся. Его улыбка скрывала обреченность.
— По крайней мере, моя казнь оставит ни с чем и вас тоже. Я лишусь жизни, а вы — шанса заполучить важные сведения, на которые канцлер возлагает, судя по всему, немалые надежды (иначе вы не наседали бы на меня так крепко все это время). Такое положение вещей меня устраивает. В нем, по крайней мере, есть некоторая справедливость.
— Что ж, — хмуро вымолвил Диггон, — я готов уважать ваш выбор, Рен. Даже если не понимаю, что может толкать вас к принятию такого решения.
Он помолчал немного.
— Завтра за вами придут. Думаю, мне не стоит предупреждать, чтобы вы вели себя достойно и без фокусов. Если до этого срока вам что-нибудь будет нужно, сообщите мне через охрану.
Кайло лишь раздраженно фыркнул. Его время уходит. Ничего, кроме этой мысли, больше не задерживалось в памяти. Юноше казалось, будто он физически чувствует быстротечность секунд, которые, улетая одна за другой, насмешливо покусывали его воспаленное сознание, подобно каким-то крохотным, зловредным насекомым. Он не представлял даже того, сумеет ли он есть и пить. Вероятно, даже глоток воды будет казаться ему отравой; даже крошка хлеба застрянет в горле. Какие тут могут быть просьбы? О чем речь?