Исправляя переисправленное
Шрифт:
– Позволь мне немного отдышаться. – пробурчал хозяин номера. Тут-то в полной мере и проявился его пред старческий возраст, когда он с некоторой одышкой и явным измождением бухнулся на стоящий рядом с ним диван. – Вот чёрт. Недооценил я тебя. Либо переоценил уже себя.
– Мужик, ты это сейчас о чём? – я помахал перед его глазами своей ладонью. – Ты хоть немного врубаешься?.. Отдаёшь себе отчёт, в какую жестокую жопу ты нынче попал? С кем ты связался, затеяв эту идиотскую игру. Ведь, по сути, я могу расценить твои действия, как покушение на убийство сотрудника государственной
– Да, ни хрена ты со мной не сделаешь. – как-то совсем уж небрежно отмахнулся собеседник. – Уж кто-кто, а я твой характер знаю. У тебя и прозвище-то в отделе: «добрый». Потому как наглости маловато. Я же говорю: воспитан ты, вовсе ни так.
– Что ты сказал, недоносок? – я подскочил к бородачу и дабы опровергнуть его предыдущие слова ударил незнакомца в плечо. Правда удар тот вышел у меня не совсем сильным и каким-то вялым. Возможно потому, что не испытывал я к своему оппоненту излишней злости, либо ненависти. В моих глазах он был сейчас несколько жалок и тщедушен.
– Ну, доволен? – усмехнулся в ответ хозяин номера. – Я же говорю: ты добрый.
А вот на этот раз, он меня уже порядком взбесил, потому и саданул я ему в левое плечо со всей своей дури.
– Ладно-ладно, прекрати. – чуть ли не заскулил бородач, схватившись за больное место. – Если прикажешь, будем считать тебя злым. Однако позволь мне кое о чём договорить.
– Мели Емеля, твоя неделя. Люблю я, знаете ли, сказки слушать. – полностью удовлетворённый собой, я уселся напротив.
– Коль любишь, тогда в самом начале моего последующего повествования постарайся усвоить следующее. Во-первых, ты должен понять то, что я тебе вовсе не враг. Что не заслуживаю я к себе хамского отношения, которое ты парой минут назад здесь демонстрировал. Во-вторых, я искренне желаю тебе помочь. Ну, и в третьих, у меня имеются конкретные предложения, для оказания этой самой помощи.
– Обождите-обождите. Я что-то не понял. – мне пришлось оборвать собеседника на полуслове. – Вы что ж, были сегодня возле моего дома?
– Нет. – в полном удивлении глянул на меня старичок. – А почему, собственно, ты меня об этом спросил?
– Да, знаете ли!.. – я усмехнулся. – …Мне вдруг подумалось, что пока я шёл на встречу с вами, какой-то идиот успел установить возле моего дома огромный плакат, типа: «SOS! Спасайте бедного Игоря!» Или, быть может, это же воззвание ты прочитал у меня на лбу. – вновь сорвавшись со своего места, я вплотную приблизился к бородачу. – С какого хера?.. С какого перепуга ты вдруг решил, будто бы я в чём-то нуждаюсь?
– Ну, хватит упражняться в остроумии. Своим плоским юмором, ты меня просто бесишь. – рявкнул в ответ собеседник. – Чем ты сейчас кичишься? Оглянись, ты уж давно у разбитого корыта. Причём, самое печальное заключается в том, что ты и сам об этом прекрасно знаешь. Потому всё чаще и чаще ты и задумываешься о своём призрачном будущем. Сам понимаешь, что необходимо что-то кардинально изменить в своей жизни. А вот что именно тебе следует поменять, ты вовсе не знаешь. Возможно поэтому ты и бросаешься сейчас из крайности в крайность. К примеру, всерьёз обмозговываешь идею с поездкой войну. Имею в виду подачу рапорта на командировку в Ичкерию. Ведь это так?
– Ну, допустим. – ответил я нехотя.
Про себя же подумал: «Как, чёрт побери, он об этом узнал. Ведь по данному поводу я ни с кем и вовсе не общался».
– Не допустим. А так оно и есть. Ведь ты уж давно вбил в свою башку мысль о том, что настоящим мужиком может стать лишь тот, кто побывал либо в зоне, либо на войне. Всё это зековская оправдательная херня, построенная на лживом романтизме каторжной жизни. Что же касаемо войны, дескать, именно она всё и расставит по своим местам. Типа, грудь в крестах или голова в кустах. Так ты и тут очень глубоко заблуждаешься.
Скажу больше. Кроме контузии и шрама в пол черепа, ничего дополнительного ты не получишь. Пройдёт лет пятнадцать, об этой войне все забудут, а ты так и будешь мучиться по ночам дикими головными болями. Оно тебе, это надо?
Уж поверь мне, никто не встретит тебя оттуда с музыкой и цветами. Никто не броситься тебе на шею. Как последняя бездомная собака, ты вернёшься злым на весь мир. Ведь там, на войне не сахар. Кровь, боль, пот и лишь единственное желание выжить.
Коль зациклен ты на своей Яне, то, пожалуй, я скажу о ней пару слов, отдельно. Дожидаться с войны она тебя естественно не станет. Запьёшь ты по-чёрному и в конечном итоге потеряешь вообще всё: хату, работу, друзей. Один лишь пьяный угар и полная безнадёга. Подняться с того дна, будет тебе крайне сложно.
– Ты уверен в том, что так оно и будет? – мне пришлось глянуть на старичка с откровенным сомнением. Параллельно я принялся вычислять кем он мог быть заслан, кто может извлечь из всего этого бреда хоть какую-то пользу.
– Абсолютно. – меж тем ответил мне собеседник.
– И до какой же степени это твоё абсолютно? – я задал этот идиотский вопрос лишь для того, чтоб хоть немного протянуть время, дабы какая-то из множества версий, всплывавших в моём разуме нашла-таки под собой надёжную опору.
– В моём понятии слово «абсолютно», может означать только одно. То, что я сам это уже пережил. Своей кожей прочувствовал, хлебнув через край того, о чём сейчас говорю. – твёрдо ответил мужчина. – А собственно, с чего это вдруг в тебе проснулись какие-то сомнения. Помниться, на счёт своего прошлого ты ранее не особо-то и парился. Так почему же воспринял мой прогноз по поводу своего будущего со столь нарочитым недоверием? – бородач вдруг опустил голову о чём-то задумавшись. Потом выпрямился и, указав на гостиничную тумбу, произнёс. – Возьми мои документы. Они там, в папке.
– И то верно. – спохватился я. – Давай-ка мы глянем, кто ты есть на самом деле. Так сказать: поближе познакомимся. Уж битый час с тобой болтаем, а ведь я так и не знаю твоего имени. – при этом, я извлёк из вышеозначенной папки какие-то документы. Немного в них порывшись, я вдруг обнаружил нечто, весьма меня заинтересовавшее. – …Красивая книжечка…
– Это вовсе не книжечка. Это паспорт. – ответил мне мой оппонент, равнодушно наблюдавший за моими действиями.
– Иностранный, что ли?