Испытание медными трубами (сборник)
Шрифт:
Распрощались.
Лена сидела на табуретке и держала в руке телефонную трубку.
– Мам, ты что застыла? – На кухню зашли сын и дочь.
Дочь рассмеялась:
– Ты что как мумия, мам?
– Ничего, – сказала Лена.
– Ну тогда пойдем веселиться! – И дочь потянула ее за руку.
– И есть очень хочется, – добавил сын.
Лена встала, словно под наркозом. Села за стол. Родные внимательно смотрели на нее.
– Ну? – сказал с раздражением муж. – Что опять не так?
– А действительно! – Лена тряхнула головой, улыбнулась и стала раскладывать по тарелкам салаты.
Она сглотнула слюну и почувствовала, что в первый раз за несколько месяцев захотела есть.
– Мам, а ты не беременная? – хихикнул сын.
– Дурак! – ответила Лена.
– Хороший диалог! – усмехнулся муж.
В двенадцать, под бой курантов, подняли бокалы. А потом, когда наконец наелись, все пошло как обычно: раздача подарков, танец вокруг елки, щелканье пультом перед телевизором. Часа в два все захотели гулять. На улице, озаряя небо разноцветными вспышками, громко рвались петарды и вспыхивали огненными фонтанами фейерверки.
Лена гулять не пошла – сказала, что уберет со стола и накроет чай. Когда захлопнулась входная дверь, она вышла на кухню, и, не зажигая света, прижалась лбом к холодному и темному стеклу. На улице вовсю шло веселье. Вот и все, подумала она. Это называется – концы в воду. Теперь никто и никогда не уличит ее в афере. Даже если ушлая Танина сноха найдет украшения, вряд ли ее заинтересует их происхождение. Она никогда не узнает, сколько потратила на них ее транжира-свекровь. Заберет все себе и будет спокойненько носить, не подозревая о подлоге. Короче говоря, все шито-крыто. Значит, Лена спасена. Ей ничего не грозит – ни бандиты, ни правоохранительные органы. И не придется общаться со Славой – уже счастье. Потому что с ней все равно не справиться – силы слишком не равны. Получается, что Татьянина смерть спасла Лену от позора и мук. Получается, что она должна радоваться этому событию – смерти ни в чем не повинного человека. Она, Лена. Приличный, казалось бы, человек. Или – когда-то приличный человек. Она подумала о том, что ее поразило больше всего – смерть Татьяны или собственное освобождение. Наверно, эти вещи неразрывно связаны, успокаивала она себя. И значит, на ней еще один грех.
Шумно ввалилась довольная, вымокшая от снега и уставшая семья. Все дружно потребовали чаю с лимонным пирогом. К четырем утра разошлись по своим комнатам. «Надо сходить в церковь, – вдруг подумала Лена. – Поставить свечки и попросить прощения. Наверно, станет легче. Потому что потом надо будет жить. И растить детей. И любить мужа. И ходить на работу».
В первый раз за долгие месяцы она моментально и крепко уснула – как провалилась. И было уже не так страшно проснуться утром.
Первого днем все выкатились на кухню, часам к трем – заспанные, зевающие и вялые. Но вчерашние яства доели с удовольствием. Главой семейства была дана команда бездельничать всем, сколько душе угодно. Дети, конечно, бросились к компьютеру, начались, как обычно, крики и разборки. Лена убрала со стола и пошла в спальню:
– Я поваляюсь?
Муж кивнул:
– Имеешь право!
Лена легла в кровать, подоткнула под себя одеяло – уютно, как в детстве. Но спать не хотелось – при том что она чувствовала огромную усталость, и душевную, и физическую.
«Муки совести, – подумала она. – Вот так выглядит душевный раздрай – как полнейшее бессилье».
Она лежала и размышляла о том, как поступить с деньгами. Вариантов приходило в голову несколько: детский дом, дом престарелых, хоспис. Смущало, что, судя по многочисленных публикациям в прессе, деньги никогда по адресу не доходят. Значит, надо отдать не деньгами, а вещами. Нужными и необходимыми. Она вспомнила, что когда-то, на конференции в департаменте образования, она познакомилась
А потом вспомнила про шубу. Конечно, носить она ее не будет – это понятно. Значит, надо продать. И немного успокоившись, Лена уснула.
За десять дней каникул она очень устала: подать три раза в день, столько же убрать. По квартире все раскидано. Дети постоянно в конфликте. Муж как скала – неприступен, лежит на диване с журналом в руках. Дети требуют развлечений: кино, выставок, поездок. Лена носится по кухне с котелками. Муж заявляет, что тоже имеет право на отдых. Короче говоря, какой идиот придумал эти десятидневные зимние каникулы? Все простые женщины должны объединиться и его прибить. Или их – без разницы. В общем, Лена была счастлива, когда подошло время выходить на работу.
На перемене она подошла к физичке Ольге – та была ушлой девицей, знающей все и вся, и спросила, где можно продать новую норковую шубу.
– Твою? – удивилась Ольга.
Лена объяснила, что подружкину.
– Когда купила? – поинтересовалась Ольга.
– Да давно, – махнула рукой Лена, – пару месяцев назад.
– Значит, сдать в магазин не получится, – вздохнула Ольга.
И тут Ольга рассказала про дивный комиссионный, расположенный на Юго-Западе Москвы.
– Просто какой-то волшебный подвал, – сказала Ольга.
Лена поехала по названному адресу. Магазинчик со скромной вывеской действительно находился в подвале – шесть каменных ступенек вниз. Лена спустилась, заняла очередь и пошла бродить по магазинчику. Он и вправду был очень забавный. Антикварные бюсты из бронзы, старинные лампы и фарфоровые фигурки соседствовали с копеечным кисловодским фарфором.
«Ломоносовские» вазы и чашки стояли рядом с грузинской чеканкой семидесятых годов, уже тогда никому не нужной. Сумки от Лагерфельда, а рядом плетеные самопальные корзинки, эмалированные тазы и картины в тяжелых, под бронзу, рамах. Норковые шубы и телогрейки. Хрустальные люстры и выцветшие тряпичные абажуры с кистями. Изящные ботильоны на шпильке и кирзовые сапоги. Копеечная бижутерия и старинное кольцо с сердоликом. В общем, по этому магазинчику можно было ходить часами, дивясь и умиляясь. И непременно найти что-нибудь для души – пусть какую-нибудь мелочь.
Подошла Ленина очередь. Она зашла в небольшую приемную. За столом сидела худенькая приветливая девушка-товаровед.
– Что у вас? – поинтересовалась она.
Лена достала из пакета шубу. Девушка положила ее на стол и стала внимательно разглядывать, потом с силой встряхнула.
– Давно покупали? – вздохнув, спросила она.
– Пару месяцев назад, – ответила Лена. – И ни разу не надевала.
– Вижу, – опять вздохнула товаровед.
– Подождите, пожалуйста! – Приоткрыв дверь, она крикнула в зал: – Ирина Яковлевна!
В комнатку зашла высокая, полноватая женщина с немного восточным лицом и мраморной кожей. Не вошла, а вплыла.
«Шемаханская царица», – подумала Лена.
Приемщица кивнула на шубу:
– Посмотрите! Может, мне кажется?
Шемаханская царица сжала мех, подула, отогнула подкладку и внимательно посмотрела мездру. Потом подняла шубу и опять сильно встряхнула.
Она тоже тяжело вздохнула и печально сказала:
– Вы правы, Надежда Борисовна. Гремит.
– Что это значит? – испугалась Лена.