Испытание страстью
Шрифт:
Оставшись гостьей в доме Регмонтов, Джессика за всю ночь не сомкнула глаз. Мысли ее стремились сплошным потоком, и при каждом их повороте сердце болезненно сжималось.
Теперь Алистер становился маркизом Бейбери. А когда-нибудь в будущем он должен был стать герцогом Мастерсоном. Благодаря всему этому он обретал огромную власть и престиж, но и огромную ответственность.
И значит, не мог взять в жены бесплодную женщину.
На «Ахероне» и на острове они спали до полудня. В Лондоне же на второе утро Алистер пришел в неурочный час, в восемь утра. Она была уже одета и готова его принять, понимая, что он пришел к ней, как только смог. И сознавала, что теперь ей придется быть сильной за двоих.
Джессика спустилась по лестнице, соблюдая все правила приличия, насколько это было для нее возможно, хотя ей казалось, будто она отправляется на виселицу. Лестница делала поворот и дальше шла прямо в вестибюль. Там она и нашла Алистера, ожидающего ее, положив руку на столб перил и опираясь ногой о нижнюю ступеньку лестницы. Он был одет в черное с головы до ног и в руке держал шляпу. А лицо его показалось ей таким же застывшим, как и ее душа.
Он раскрыл ей объятия, и Джесс бросилась к нему, мгновенно преодолев оставшиеся ступеньки, и оказалась в его объятиях. Он поймал ее на лету и крепко сжал.
— Я так сочувствую тебе в твоей скорби по брату, — выдохнула она, беспокойно проводя пальцами по его напряженному затылку.
— Я жалею о том, что получил в результате этой смерти.
Голос его был безжизненным и холодным, но объятия жаркими. Он прижался виском к ее виску и держал ее так крепко, будто решил никогда не отпускать.
После долгой паузы он позволил Джессике провести себя в гостиную. Оба они остались стоять лицом друг к другу. Он выглядел усталым и казался старше своих лет.
Алистер провел рукой по волосам и издал стон отчаяния:
— Похоже, мы оба попали в ловушку.
Джесс кивнула, потом неуверенно направилась к ближайшему стулу. Сердце ее билось слишком быстро и неровно, и голова кружилась. Алистер сказал «мы», и она поверила, что он не мыслит, будто они могут быть раздельны. Она упала в кресло, обитое желтой камчатной тканью, и с трудом перевела дух.
— Теперь ты будешь занят.
— Да, черт бы побрал все это! Как только Мастерсон узнал о моем возвращении, принялся составлять для меня расписание. В следующие три дня для себя у меня едва ли найдется четверть часа. Только Богу известно, смогу ли я выбрать время облегчиться.
Джесс сочувствовала ему до боли в сердце. Алистеру была ненавистна навязанная ему роль и эта ноша, но он более, чем кто-либо, подходил для нее. Он обладал блестящими деловыми способностями и умел себя поставить, что вызывало уважение великих и влиятельных людей.
— Очень скоро ты сумеешь так наладить процесс, что все винтики и шестеренки станут вращаться гладко, а остальные будут только с изумлением и восторгом смотреть на это.
— Мне плевать на то, что он думает.
— Я имела в виду не Мастерсона, но ведь тебя заботит мнение матери. Она тебя любит и боролась за тебя…
— Недостаточно.
— А чего было бы достаточно?
Взгляд, брошенный им на нее, был воинственным, но Джессика его выдержала.
Алистер заворчал:
— Господи, мне так тебя не хватает. Мне претит то, что надо дожидаться определенных часов, чтобы видеть тебя, и ночью лежать в постели без тебя. Мне необходимо делиться с тобой мыслями и с благодарностью принимать твои советы.
Глаза Джессики защипали непролитые слезы. У него было такое жесткое суровое лицо, и в то же время он выглядел потерянным и одиноким. Он так и держал свою шляпу в руках и теребил ее поля беспокойными пальцами, не отдавая себе отчета в том, что делает.
— Для тебя я всегда доступна.
— Я знаю, чего ты хотела, — заявил он резко, — но не могу этого ждать. Возможно, потребуются месяцы на то, чтобы пробираться через трясину, пока моя жизнь уладится, а я не могу ее устраивать, потому что тоскую по тебе. Я пришел просить тебя бежать со мной и обвенчаться тайно.
Она сжала руки. Боль в груди была такой, что лишала ее здравого смысла.
— Это было бы неразумно, — возразила Джессика.
Алистер замер и прищурил лихорадочно горящие глаза:
— Не поступай так со мной.
— Ты знал, что я должна. Поэтому ты так взволнован и потому пришел ко мне ни свет ни заря. — Она с трудом перевела дух. — Я должна так поступить, чтобы ты мог двигаться дальше по своему пути.
— Должна как поступить, Джесс? — спросил он с обманчивой мягкостью. — Скажи — как?
— Предоставить тебе время и возможность привыкнуть к твоему новому положению в жизни.
— Я сам знаю, чего хочу.
— И я знаю, чего ты хотел, — поправила она, — но теперь ты должен многое пересмотреть и понять, все ли части мозаики на месте. Возможно, ты что-то проглядел? Ты не поймешь этого до тех пор, пока не погрузишься в новую жизнь, и не поймешь, какую роль принял.
— Не говори так, — огрызнулся он, и голос его задрожал от ярости. — Не смей вот так сидеть здесь и чопорно сообщать мне о разрыве наших отношений. Таким безжизненным тоном, будто спрашиваешь меня, не хочу ли я еще чаю, в то время как ты прекрасно знаешь, что это разрывает мне сердце.
— Алистер…
Ее нижняя губа задрожала, и она до крови прикусила ее.
— Ты боишься, — обвинил он ее.
— А ты не боишься? Принимать решения, меняющие всю жизнь, в таком состоянии, как это — самое худшее, что может быть.
Его ноздри раздувались от гнева.
— Ты ведь тоже не можешь жить без меня, Джесс.
Она знала, что не может, и надеялась, что и не будет. Но им обоим следовало сохранять трезвость и твердость.
— Сейчас я не могу оставить Эстер. Она нуждается во мне.
— Но меня ты можешь оставить.
— Ты намного сильнее, чем она.
— И все же я нуждаюсь в тебе! — выкрикнул он, четко произнося каждое слово. — У нее есть Регмонт, и Майкл, и еще ты. У меня же ты одна. Только тебе одной есть до меня дело. Ты одна думаешь о моем счастье. Если ты меня оставишь, Джесс, я останусь совершенно один.