Испытание Тьмой
Шрифт:
– Неужели нет иного выхода? – Шепот Моше тише комариного писка, но ты вошел в роль Наблюдателя настолько, что способен уловить и более тонкий звук.
– Такова воля Господа, – выдыхает Аарон. – Мы не можем судить о справедливости Его деяний. Мы можем лишь исполнять порученное.
– Или не исполнять.
Оба Нефилим подскакивают, словно от доставшегося обоим одновременно укуса скорпиона, и поворачиваются к возникшему в нескольких шагах от них человеку. Ты узнаешь его с первого взгляда, хотя облик его во время вашей единственной встречи был совсем иным.
Человек этот ниже ростом, чем Нефилим, и кожа его чуть
Ты наполовину восхищенно, наполовину неодобрительно качаешь головой: вот что значит «на лбу написано»… Разумеется, одно только знание имени Посвященного не дает никакой власти над ним, но и это может кое-чем помочь. Так, на имя опираются многие заклинания поиска и распознавания, и знай Моше язык северных рун, ему бы ничего не стоило сейчас определить, с КЕМ он разговаривает…
Однако маг Нефилим справляется и так.
– Тот, кто пытается взрастить в наших сердцах зерно сомнения в воле Бога, – медленно, превозмогая заикание, молвит он, – тем самым нарушает Закон и хочет отвратить нас от тропы Адоная. Значит, это тебя Он назвал Врагом. Или твоего господина, хотя ты мало похож на слугу.
– Я восхищен твоими недавними деяниями, Моше, – говорит Торн с какой-то странной усмешкой. – И мне ведомы также слова, сказанные тебе твоим Богом. Задумайся о том, КОМУ служат жертвоприношения с пролитием крови, особенно – невинной крови. Ты ведь сам Посвященный и должен знать это.
Аарон с некоторой долей удивления смотрит на спутника: видимо, в эти века слово «Посвященный» имеет несколько иное значение, чем в твое время. Путь не дружит с богами, так было и будет всегда, хотя меж ними нет прямой вражды. И все же – Моше, Посвященному Пути, дана власть Пророка; фактически он теперь – наместник Яхве над народом Исра-Эль. И как это соотнести с прежними традициями, Аарон решительно не понимает…
Эти и некоторые другие мысли Аарона тебе видны, однако и Моше, и Торн имеют значительно более мощный Дар – и ты, не являясь полноправным Наблюдателем, не можешь прочесть их размышления. Только то, что сказано вслух. А как раз сейчас важно было бы прочесть мысли, чтобы не только УЗНАТЬ, но и ПОНЯТЬ. Что тебе в этом? Ты не знаешь. И как всегда, когда точного знания нет и не предвидится, решение принимает интуиция.
Ты сбрасываешь чары невидимости и вызываешь слабый гул, подобный гудению басовой струны, дабы твое появление «из ниоткуда» не осталось незамеченным. Венец Власти полыхает алым заревом вокруг твоей седой головы, черные одеяния отсвечивают кровью.
– Не перечь Посвященному Сущего, Торн, – молвишь ты с интонациями Истинного Властителя (каковым, вообще говоря, и являешься). – Не препятствуй чужой Игре, когда ведешь свою: это оскорбляет настоящее Искусство. Еще раз вмешаешься – заплатишь штраф.
У обоих Нефилим стекленеют глаза, чего и следовало ожидать: если позволить Венцу Власти привлечь собственный взгляд, потеря памяти может считаться «легким испугом». Моше и Аарон сейчас попросту забыли все, что произошло за последние минуты, с того момента, как Господь-Адонай изрек Свою волю и удалился на небеса.
Торн, пораженный тем, что Носитель Венца (каковой, по всем его расчетам, давно мертв) знает его имя и имеет прямую информацию об Игре, применяет формулу Перехода и ускользает, дабы обдумать все происшедшее где-нибудь в тишине и покое своего тайного оплота. Не имея никакого желания преследовать будущего (или бывшего – смотря как считать) Врага, ты обращаешься к Нефилим:
– Истинно говорю вам, Слуги Господа: падет сила жертвоприношения кровавого на тех, кто враждебен Господу вашему и роду вашему. Не бывает в войне побед бескровных, не бывает битв без убиенных и убийц. Как не бывает слуг без господ и рабов без хозяев.
Произнеся сию небесспорную сентенцию, ты исчезаешь из вида, оставаясь, однако, поблизости на достаточное время, чтобы услышать слова Моше: «Да сбудется по слову Твоему!»
Спираль Времени раскручивается в обратном направлении куда медленнее, так что до возвращения в твое собственное время перед тобой проходит целая череда картин из жизни мира, для тебя являвшегося прошлым, и будущим – для Моше, Аарона, Торна и многих других.
Ты видишь, как род Исра-Эль покидает Та-Кемт после кровавой ночи с четырнадцатого на пятнадцатое число месяца Низам; ты видишь, как они проходит по дну Красного Моря, пока Моше сдерживает отступившие воды могуществом своего посоха, и как потом освобожденное море погребает под собою всю армию фараона, посланную по указанию обманутых Мертвых Богов Та-Кемт; как свершается странное таинство на горе Синай, где Моше и Яхве создают Скрижали Истинного Завета, и как Торн подбрасывает в племя Исра-Эль золотого идола и с помощью некоторых специальных формул представляет благодарственную молитву Адонаю «поклонением златому тельцу».
Ты видишь, как разгневанный Моше разбивает Скрижали и проклинает собственный народ, а искусный Игрок Торн, опираясь на это его проклятье, скручивает пространство между Красным Морем и вечной рекою Иордан таким образом, что род Исра-Эль блуждает по пустыням Палестины (еще не носящей этого имени) сорок лет, и из шестисот тысяч, покинувших Кемт, к землям Ханаана, завершив Исход, добирается лишь десять тысяч (почти половина из которых – Нефилим).
И хотя Спираль Времени движется все быстрее, ты еще успеваешь увидеть, как после разрушения стен города Иерихона формулой Внешнего Звука и поголовного истребления его населения жители Ханаана (среди которых также было немало Нефилим) соглашаются признать своим Богом Адоная-Яхве, Господа Сущего…
Кровав был Путь Исхода, мрачно думаешь ты. И жертвы приносились Именем Сущего, но могущество шло – Древним.
А началось все с того, что сам Яхве принес в жертву Своих соратников, ставших Мертвыми Богами. Потому что народ Исра-Эль пришел в земли Та-Кемт как раз в то время, когда Богов Черной Земли постигла напасть, сделавшая Их – Мертвыми…
Когда в жертву приносят смертного, душа его уходит к Существу, чьим Именем освящался алтарь, и добавляет Ему сил. С богами, похоже, ситуация та же самая, за исключением той детали, что бога можно умертвить, но нельзя уничтожить. По крайней мере, руками не имеющего смертной плоти.