Испытание Виктории

Айдем М. К.

— Они перестали делать это вручную — это слишком тяжело для бедных врачей. Какое-то дерьмо о том, что они не могут справиться с причинением такого количества боли, как будто знают, что такое настоящая боль. Три цикла назад один из интернов покончил с собой.

— Что?

— Да, и скатертью дорога.

— Они пытаются помочь, Хоттдог!

— К черту это!

— Майор Зафар! — послышался строгий женский голос.

— Да, с кем я разговариваю?

— Это доктор Селфридж, я забрала гарнитуру у Хоттдога. Я надеялась, что разговор с вами поможет ему. Виктория говорит, что у вас замечательный прогресс, вы очень хорошо справляетесь с ручными манипуляциями. Я знаю, что это более сложный путь. Я надеялась, вы сможете передать это Хоттдогу,

и он поймет, что это необходимая часть процесса, но сейчас он слишком поглощен болью. Надеюсь, у вас не так. Отношения людей в процессе восстановления так же важны, как и само лечение. Передайте Виктории, что я свяжусь с ней позже, — Лукас слышал, как Хоттдог кричал на заднем плане, прежде чем доктор отключилась. Подцепив гарнитуру скобой, Лукас сорвал ее с головы и швырнул через всю комнату. Виктория подняла ее и поставила на стол, затем повернулась, чтобы открыть люк.

* * *

— Привет, лейтенант.

— Виктория. Как поживает наш больной?

— Устал смотреть на меня и нуждается в мужском общении.

— Ты уверена, что у него не мозговая травма? — Додж улыбнулся ей. — Я никогда не устану смотреть на тебя.

— Ты такой милый болтун, — она подарила ему усталую улыбку. — Он на диване. Я пойду, мне еще нужно кое-что сделать, а потом буду у себя в каюте. Позвони мне, когда будешь уходить, и я вернусь.

— Виктория, я могу подежурить ночью. Иди спать.

— Ты уверен?

— Ты вымоталась. Я позвоню, если будут проблемы, обещаю.

— Да, хорошо. У него обезболивающий укол. Он должен действовать до утра, если нет, то обязательно позвони.

— Я понял, иди, — Додж мягко вытолкнул ее через люк и закрыл дверь.

Глава 4

Упав в одно из кресел, Додж оценивающе осмотрел друга.

— Ты выглядишь лучше, чем я ожидал.

Лукас же был поглощен далеко не радостными мыслями. Он видел, как Додж флиртовал с Викторией и как она ему улыбнулась. «Мне она больше не улыбается», — разочарованно подумал мужчина. Ему пришлось собраться, чтобы переключить внимание на лейтенанта.

— О, я просто великолепно себя чувствую! Это лучшее время в моей жизни. Спасибо.

— Смотрю, удар не изменил твое отношение.

— Пошел ты, Додж.

— Да, все тот же Ястреб, — последовал скептический ответ.

Лукас попытался сжать кулаки, но скривился от боли. Глубоко вдохнув, он снова откинулся на диване.

— Это убийственно, Ник. Я думал, что я достаточно жесткий, что нет ничего, с чем бы

я не мог справиться. Но это… мне еще осталось, по крайней мере, восемь процедур. Не знаю, смогу ли я.

— Сможешь. Каждый день по одной, — Додж кивнул в знак одобрения.

— Это то, что постоянно говорит Виктория, сегодня — все, что мне нужно пройти.

— Хороший совет. Прими его.

— Я просто только что разговаривал с Хоттдогом. У него не очень получается.

— А я слышал совсем другое.

— Черт, Ник, ты бы слышал его! Он кричал, говорил глупости про Викторию.

— Он должен кого-то винить, сосредоточиться на ком-то. Похоже, он сосредоточился на ней. Как только Хоттдог продвинется дальше в лечении, то начнет видеть вещи в другом свете, — сказал Додж со знанием дела.

— Откуда тебе это знать?

— Ты ведь не помнишь, не так ли? — он поднял бровь, взглянув на Лукаса.

— Помню что?

— Мой брат, Таннер. Он пострадал при пожаре около трех циклов назад. Меня не было два лунных цикла.

— Черт, я совсем забыл об этом. С ним все в порядке?

— Да, теперь это действительно так. Но в самом начале было тяжело. У него была вторая степень ожогов на руках, как и у тебя. Глупый пацан разлил топливо на мокрую древесину, чтобы развести костер, но все взорвалось. Прошло двенадцать часов, прежде чем его нашли. К тому времени ожоги распространились. Медики привезли его на Камотес, — Ник посмотрел на Лукаса. — К тому времени, как я добрался туда, прошла уже неделя. Они перевязывали его, как и тебя, целую неделю! Я имел удовольствие наблюдать, как ему удаляют повязки. Его пальцы были так сильно согнуты, что я не мог на них смотреть.

В тот день началась реабилитация. Тогда врачи делали только ручные манипуляции.

Им пришлось привязывать его, чтобы сделать это. То, что он кричал… он знал такие ругательства, которых я даже не слышал. Санитарам пришлось удерживать меня, чтобы я не помешал доктору, работающему с ним. Черт, я хотел убить того доктора, — он немного помолчал. — Возвращаясь в свою комнату, брат умолял меня убить его. Проклятье, Лукас, я думал об этом. Как он мог это выдержать? Позже, я сидел снаружи, пытаясь понять, что мне делать, а Виктория села рядом. Я орал на нее, — Ник поднял полные раскаянья глаза на Лукаса. — Черт, сколько ей было, пятнадцать, шестнадцать максимум? Я осудил ее, как никогда никого в своей жизни. А она просто сидела и принимала это. Когда я закончил, Тори стала спокойно объяснять, что происходит с конечностями после ожога, почему это происходит, что еще нужно сделать, чтобы Таннер снова мог работать своими руками. Затем она рассказала, что доктора работают над новым протоколом, и она хотела бы попробовать его с Таннером. Это введение в разное время различных лекарств, что помогает контролировать боль. Нужно погружать руки в специальный раствор во время манипуляций, чтобы избежать инфекций и ускорить регенерацию мышц. Она была честна со мной, Лукас. Сказала, что будет чертовски больно, но нет никакого способа избежать этого. Мышцы и сухожилья в руках Таннера были сильно сокращены и задубели. Не было никаких гарантий, что Виктория сможет вернуть их к нормальной жизни, но она обещала сделать все, что в ее силах. Ты не поверишь, но после того, как я едва не разорвал ее прямо там, она все еще была настроена помочь.

— Это Виктория.

— Да. В любом случае, она занялась братом. Каждый день по восемь часов она работала с ним. Я не знаю, как она смогла это сделать. Я никогда не проходил через такое лечение. Я не мог выносить, когда ему было так больно. Но уже через три недели стало лучше! Я столкнулся в зале с Викторией и Селфридж, когда они спорили. Селфридж требовала прекратить лечение! Я не мог в это поверить! Ты знаешь меня, я вскочил и начал кричать, что они не могут его бросить. Селфридж хлопнула меня по спине и заставила посмотреть на руки Виктории.

— Что?

— Они все были изранены, Лукас. Решение, которое помогало Таннеру, разъедало ее руки. А потом произошло то самоубийство. Интерн двадцати двух циклов не мог больше работать с этим. Селфридж волновалась за Викторию. А Тори утверждала, что она в порядке и будет носить перчатки, но ни за что не остановится. Черт возьми, но зрелище, когда эта девушка защищает то, во что верит…

— Да.

— В любом случае, она продолжила работать с братом. Таннер ненавидел ее, но это ничуть не беспокоило Викторию — ни это, ни то, что он говорил. А к тому времени, как я ушел, Таннер уже ел самостоятельно.

— Ему понадобилось два лунных цикла, чтобы поесть самому? — Лукас не мог скрыть своего удивления.

— Да.

— Но теперь-то Таннер понимает, почему она сделала это?

— К сожалению, хоть брат и понимает необходимость всех этих болезненных процедур, он никогда не поблагодарит Викторию, никогда не сочтет ее своим другом.

— Это…

— Так и есть. Я пытался заставить его поблагодарить Тори перед отъездом, даже поссорился из-за этого с ним. Но Таннер не захотел, и я сделал это за него, сказав ей, что однажды он тоже поблагодарит ее. Виктория на минуту стала очень грустной, но сказала мне прямо, что Таннер никогда не сделает этого — он всегда будет ассоциировать ее с болью. Никто и никогда не будет благодарить кого-то за причинённую ему боль.