Испытание Виктории
Шрифт:
— Нет, — его глаза прожигали.
— О'кей. Как чувствует себя твоя рука? Только правду.
— Это больно, — натянув перчатки, она осторожно развернула руку.
— Судороги?
— Нет, — подняв руку, Тори ткнула в то место, где была вилка.
— Черт! Прекрати! — он выхватил руку.
— Необходимо лечение, чтобы расслабить это сухожилие, — она спокойно смотрела ему в глаза.
— К черту это!
— Если оно порвется, ты вернешься к началу, — девушка видела гнев в его глазах — гнев, направленный на нее. — Твой выбор.
«Как она может просить меня об этом? Разве Тори не знает, как болезненно это лечение?! Ей нравилось причинять мне боль?» И вдруг сквозь гнев прорвался голос деда.
Мэтью бил его несколько раз для его же блага, чтобы помочь понять правильные вещи. Закрыв глаза, Лукас сделал глубокий вдох, как делала это Виктория. Она помогает ему, он знал это. Она точно понимала, что лечение сделает с ним, и ей было так же больно, как и ему. Но Тори не позволила этому остановить себя, потому что это помогало ему.
— Лечение, — открыв глаза, Лукас посмотрел на девушку. — Прости меня.
— Не за что извиняться, майор, — ее тон был бодрым, но взгляд пустым. — Я подготовлю раковину.
* * *
Лукас стоял в дверном проеме, наблюдая, как Виктория готовится к процедуре. Она точно знала, что нужно делать. Взяв шприц, девушка подошла к нему.
— Как долго я еще буду принимать это средство?
— Зависит от лечения, — сделав ему укол, она отвернулась.
— Это не ответ.
— Это единственное, что я могу тебе сказать. Все зависит от того, сколько процедур тебе понадобится. Как только тебе не понадобится обработка, дозы будут значительно понижены. Немного лекарств понадобится для реабилитации и силовой тренировки, но их не будет много.
— Когда?
— Когда закончится лечение. Это единственный ответ, который я могу тебе дать. Садись. — Тори повернулась, чтобы взять незабинтованную руку и начать лечение.
Зашипев, Лукас напомнил себе, что не должен ругаться на нее. — Ругательства помогают?
Лукас проигнорировал вопрос.
— Почему это так больно? — спросил он сквозь стиснутые зубы.
— Что? — девушка оглянулась, отвлекшись от процедуры на мгновение.
— Чувство боли, как в самый первый раз.
— Ты снова начал использовать свою руку, — Виктория вернулась к процедуре. — Напряжение сухожилий и мышц заставляет их сокращаться. Подумай вот о чем, если ты цикл не будешь тренироваться, а затем резко начнешь бегать, то в первое время твои мышцы будут болезненными и спазматичными.
— Ты знала, что это произойдет, — обвинил мужчина.
— Да, — она приблизилась к самому чувствительному месту.
— Проклятье, Виктория! — на этот раз он не мог сдержаться.
Девушке пришлось прикусить язык, чтобы не извиняться. Она не должна извиняться! Эти процедуры вернут Лукаса на службу, и он снова сможет летать! Через это нужно пройти, чтобы вернуть ему работоспособность! Тори почувствовала, как мужчина прижался лбом к ее спине в поисках утешения.
— Говори со мной, майор, говори со мной. Расскажи что-нибудь, чего я не знаю.
— Ты знаешь все на свете.
— Нет, конечно. Расскажи мне о своих людях. Они действительно лучшие на флоте?
— Чертовски верно, черт возьми, — в его голосе звучала легкоразличимая гордость.
— Как они стали такими? — и он начал рассказывать ей о своих людях. Поначалу Виктория волновалась, что позволила Лукасу работать мышцами слишком рано и слишком много, что сухожилия стянуться и напрягутся слишком сильно. Но они довольно быстро расслабились, позволяя ей, наконец, легко манипулировать ими. Подняв его руку, девушка тщательно высушила ее, не увидев новых разрывов на коже. Обернув каждый палец, она перешла к другой руке. Голова Лукаса все еще покоилась на ее спине, но, повернувшись, Тори с ужасом увидела сжатые челюсти и дергающуюся под глазом мышцу.
— Черт возьми! Ты ничему не научился! Нет необходимости терпеть боль, — она схватила второй шприц и сделала ему укол.
— Я хотел посмотреть, сколько смогу вынести. Посмотреть, буду ли я кричать, как Хоттдог.
— Что?
— Он кричал… по коммуникатору.
— О, Боже… — она прикрыла глаза.
— Мне нужно было знать.
— Тебе нужно было знать… — ее глаза пылали, когда Тори открыла их. — Чертовы мужики! Все люди разные. Каждый ожог отличается. Это зависит от того, где это, насколько глубоко, как быстро началось лечение, и, черт возьми, от воли самого человека! — девушка отодвинулась, чтобы отойти, но Лукас протянул руку, останавливая ее. Он знал, что она не сможет причинить ему боль.
— Виктория. Посмотри на меня. Пожалуйста, — на него уставились злые глаза. Но он возьмет верх над ее холодной безразличной вежливостью! — Мне нужно было знать, скажу ли я то, что Хоттдог сказал о тебе, если этот гнев будет во мне. Я не знаю, что я говорил во сне, но я знаю, что тебе было больно это слышать. Я не хотел этого делать.
— Конечно, ты не хотел этого делать, майор. Веришь или нет, но я знаю, какой ты человек, — в глазах Виктории что-то вспыхнуло на мгновение, но они быстро опустели. — Но все, что ты говорил, — тоже правда, твоя правда. У тебя есть право говорить это. Теперь позволь мне подготовить раковину, и мы закончим процедуру.
— Почему ты настаиваешь на этом? — в его голосе звучало разочарование.
— Готовить раковину? Это остановит инфекцию, — она отвела взгляд.
— Я не об этом, черт возьми. Называешь меня майором! Ты знаешь мое гребаное имя!
— Я всегда знала, что чье-то имя предназначено для семьи и друзей. Ты ясно дал понять, что мы не являемся ни тем, ни другим. Я только твой доктор.
* * *
Лукас был ошеломлен — она ведь не может в это верить?
Осторожно развернув его левую руку, Виктория положила ее в раствор.