Испытание
Шрифт:
– Что случилось, Анисим?! – крикнул Костя.
– Да вот, заело!.. Вожжу колесом закрутило, – послышался приближающийся голос Анисима. – Несите ее сюда. Я вас проведу…
Ответ Анисима показался Косте подозрительным. «Если вожжу колесом закрутило, – раздумывал он, – так зачем же он сюда идет? Раскручивал бы. А если раскрутил, тогда почему не поворачивает?..» – и, решив проверить сам, быстро зашагал навстречу Анисиму.
– Ну держись, если соврал! – зло крикнул ему Костя и потряс пистолетом.
– Да мы хотим вам помочь. Несите скорее сюда вашу летчицу, и поедем! – ответил Анисим. – А то, слышишь, пальба приближается. Чего доброго, фашисты схватят!
Но Костя уже подошел к подводе, нащупал вожжи, привязанные к телеге, и убедился, что Анисим соврал. Тут он окончательно решил, что это враги, их надо перестрелять, подводу забрать и самому вывезти на ней Веру.
– Предатели! – прохрипел Костя и, вскинув пистолет, навел его на возчика.
Но кто-то сзади схватил его за руки, и пули прошли по земле.
– Сволочи! – взревел Костя. Стараясь освободиться, он присел и рванулся изо всех сил.
Но на него тут же навалился Анисим. Они вдвоем с чернобровым повалили Костю на землю. Скрутили ему руки назад и придавили лицом к земле.
– Слушай, летчик! – заговорил чернобровый. – Что ты с ума сошел, что ли? Если бы мы были враги, то пустили тебе сейчас пулю в затылок. Мы – настоящие советские люди и хотим спасти тебя и летчицу. Назад нам ехать нельзя. Мы можем только взять вас с собой и передать партизанам.
Он освободил Костю, и тот сел, растирая онемевшие руки.
– В тыл к врагу не могу… – ответил Костя, стуча зубами от пережитого волнения. Доводы чернобрового показались ему убедительными, и он перестал опасаться этих людей. – У меня самолет… Как же быть с ним?.. Не уничтожить же?!
– Если не можешь лететь, значит, надо уничтожить. – Чернобровый помог Косте встать, похлопал его по плечу. – Эх ты, дурачина!..
– Лететь-то я могу, да подняться в этой темени невозможно. Взлета не видно… Нужно рассвета дожидаться. А дожидаться, выходит, опасно… Пойдемте со мной к самолету, может, на месте что-нибудь придумаем, – предложил Костя.
Мужчины отправились с ним, а женщина осталась у подводы.
Когда они подошли к самолету, Костя поставил у пропеллера Анисима и велел ему курить. А сам, светя перед собой фонариком, зашагал вместе с чернобровым мужчиной, беспрестанно оглядываясь на огонек цигарки.
– Кажется, я придумал! – радостно воскликнул Костя.
Далеко за полночь в кабинет командующего фронтом вошел командир для поручений. Над большим, стоящим посередине комнаты столом изучали обстановку по карте командующий фронтом, член Военного совета и начальник штаба фронта. Член Военного совета подошел к порученцу, взял у него шифровку. Машинально поглаживая щеку, он стал читать копию донесения, адресованного командующему ВВС. Кулешов доносил о выполнении задачи и о понесенных потерях: «…Летчик Жаров сбит в районе энской СД и сгорел вместе с самолетом; летчица Астахова скончалась от ран; летчики Урванцев и Железнова не вернулись с задания. Розыск их продолжается…»
Член Военного совета еще раз перечитал донесение и положил его на стол. Командующий сосредоточенно смотрел на карту, он изучал положение вражеских войск и старался найти такое решение, которое дало бы возможность задержать гитлеровцев, не вводя оперативных резервов. Он пробежал глазами телеграмму и снова стал всматриваться в карту. Взгляд его задержался на красной скобке, которой была обозначена дивизия Щербачева, оборонявшая все тот же рубеж.
– Дерется стойко! – Командующий показал присутствующим на шифровку. – Об этом Железнову сейчас говорить не надо.
И он написал на шифровке: «Прошу полковнику Железнову пока ничего о дочери не говорить. Скажу сам. Полковнику Алексашину: затребовать материал для награждения летчиков. Подвиг беспримерный».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Готовясь к генеральному московскому контрнаступлению, командование армии в конце ноября вывело обескровленную дивизию генерала Щербачева во второй эшелон для пополнения. Воспользовавшись этой передышкой, командующий наконец уговорил Щербачева лечь в госпиталь и вместо него временно назначил Железнова. Добров оскорбился и подал рапорт о своем откомандировании. Но командарм оставил его в прежней должности и отпустил на несколько дней по личным делам в Москву.
Пока дивизия шла в леса под Кубинкой – в район сосредоточения, полковник Железнов и комиссар дивизии полковник Хватов отправились в резерв командиров и в запасной полк, чтобы отобрать пополнение командного и рядового состава.
Не успели они появиться в штабе начальника резерва, как к ним пришли майор Карпов и военинженер 3 ранга Валентинова, они просили Железнова взять их к себе в дивизию. Яков Иванович согласился, но с тем условием, чтобы Карпов еще на недельку остался в резерве и подлечился после ранения, а за Валентиновой обещал заехать на обратном пути из запасного полка.
Пополнение запасного полка выстроили в поле в линию взводных колонн. Строй оказался таким длинным, что его пришлось завернуть углом. Когда Железнов вместе с Хватовым и командиром полка обходили строй, они увидели в первой шеренге стоявших рядом Кочетова, Трошина и Подопригору. Прозвучала команда «Вольно!» – и они вырвались из строя и подбежали к Железнову.
– Здравствуйте, товарищ полковник! – приветствовал Железнова Трошин.
– Значит, вместе будем воевать? – спросил Кочетов, он хотел добавить еще что-то более задушевное, но не нашел нужных слов.
– Прошу, товарищ полковник, нас всех троих назначить в одну роту, – попросил Филипп.
– Мы, товарищ полковник, здорово вместе сработались.
– Обязуемся робить на «отлично»! – звонко выкрикнул давно порывавшийся что-нибудь сказать Подопригора.
Фоме Сергеевичу понравились эти веселые и бравые солдаты, он угостил их папиросами.
– Наша дивизия хорошая, боевая, – сказал Хватов и, подавая Трошину спички, глянул на него о хитрецой. – И нам нужны бойцы опытные и храбрые…